Великий князь Владимир Мономах - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 63

Остаётся рассмотреть вопрос о времени включения в летопись комплекса сочинений Владимира Мономаха, отчасти уже затронутый выше. Едва ли есть основания соглашаться с гипотезой А.А. Шахматова, согласно которой «Поучение» было включено в так называемую «Третью» редакцию «Повести временных лет» около 1118 года в связи с переводом старшего сына Мономаха Мстислава из Новгорода в Южную Русь (182. С. 23—24). Этому прежде всего противоречит отсутствие «Поучения» в летописях, сохранивших «Третью» редакцию «Повести временных лет» или те вставки, которые А.А. Шахматов связывал с этой редакцией. М.Д. Присёлков удачно объяснил дефект в начале «Поучения» (пропуск четырёх с половиной строк) тем, что этот памятник первоначально читался на первом листе рукописи и из-за отсутствия переплёта сильно загрязнился или стёрся (158. С. 186—188). Однако, как справедливо отметил Д.С. Лихачёв, вовсе не обязательно считать, что текст «Поучения» читался в начале именно того «ветхого» летописца, который переписывал Лаврентий: якобы случайно оторвавшиеся листы заключают в себе только текст, посторонний по отношению к летописи, и не захватывают начала «Повести временных лет» (133. С. 204—210; 43. С. 512—514). Более вероятно, по мнению исследователя, что листы с «Поучением» и другими текстами составляли отдельную тетрадь. Они оказались вложены в текст летописи не случайно, а приблизительно на то место, которое им можно отвести, оказавшись по соседству с рассказом о войне Мономаха с Олегом Святославичем. «Пытаясь установить время, под которым должно быть помещено “Поучение”, — пишет Д.С. Лихачёв, — Лаврентий или его предшественник мог определить дату одного из сочинений Мономаха — его письма к Олегу... Летописец и вставил поэтому сочинения Мономаха под 1096 г.». Следует добавить только, что замысел летописца (едва ли им был сам Лаврентий) так и остался неосуществлённым. Очевидно, первоначально предполагалось поместить комплекс сочинений Мономаха (или, может быть, только его письмо Олегу) в связи с рассказом о войне между сыновьями Мономаха и Олегом. Рассказ этот, надо полагать, и читался на том развороте, куда были вложены листы с текстом сочинений Мономаха. Соответствующая отметка о месте вставки либо не была сделана, либо осталась не замеченной позднейшим переписчиком, который и переписал вложенные в рукопись листы сплошь. Был ли этим переписчиком Лаврентий или его предшественник (автор летописного свода 1305 года), остаётся неизвестным.

О, многострастныи ^[470] и печалны азъ! Много борешися сердцемь, и одолевши, душе, сердцю моему ^[471], зане тленьне сущи. Помышляю, како стати пред Страшным судьею, каянья и смеренья не приимшим межю собою ^[472]. Молвить бо иже: «Бога люблю, а брата своего не люблю» — ложь есть (ср. 1 Ин. 4, 20). И пакы: «Аще не отпустите прегрешении брату, ни вам отпустить Отець вашь Небесный» (ср. Мф. 6, 15). Пророкъ глаголеть: «Не ревнуй лукавнующим, ни завиди творящим безаконье» (Пс. 36, 1); «что есть добро и красно, [еже жити] братья вкупе!» (Пс. 132, 1).

Но все дьяволе наученье. То бо были рати при умных дедех наших, при добрых и при блаженых отцихъ наших. Дьяволъ бо не хоче добра роду человечскому, сваживает ны. Да се ти написах, зане принуди мя сынъ твои ^[473], егоже еси хр[е]стилъ , иже то ездить близь тобе; прислалъ ко мне мужь сво[и] и грамоту, река: «Ладимъся и смеримся. А братцю моему судъ пришелъ ^[474]. А ве ему не будеве местника, но възложиве на Бога, а стануть си пред Богомь. А Русьскы земли не погубим» ^[475]. И азъ видех смиренье сына своего, сжалихси и Бога устрашихся, рекох: онъ въ уности своей и в безумьи сице смеряеться, на Бога укладаеть; азъ человекъ грешенъ есмь паче всех человекь. Послушахъ сына своего, написах ти грамоту: аще ю приимеши с добромь ли с поруганьемь, свое же узрю на твоем писаньи.

Сими бо словесы варих тя переди, его же почаяхъ от тебе смереньем и покаяньем хотя от Бога ветхыхъ своихъ греховъ [оставления] . Господь бо нашь не человекъ есть, но Богъ всей вселене иже хощеть, в мегновеньи ока вся створити хощеть , то сам претерпе хуленье и оплеванье и ударенье и на смерть вдася, животом владея и смертью. А мы что есмы, человеци грешни и лиси: день живи, а утро мертви, днесь в славе и въ чти, а заутра в гробе и бес памяти, ини собранье наше разделять. Зри, брате, отца наю: что взяста или чим има пороте но токмо оже еста створила души свои .

Но да сими словесы пославше, бяше переди, брате, ко мне варити мене. Егда же убиша детя мое и твое ^[476] пред тобою, и бяше тебе, узревше кровь его и тело увянувшю, яко цвету нову процветшю, якоже агньцю заколену, и рещи бяше, стояще над ним, вникнущи [в] помыслы души своей: «Увы мне, что створихъ? И пождавъ его безумья, света сего мечетнаго кривости ради налезох грех собе, отцю и матери слезы» ^[477]. И рещи бяше Давыдскы: «Азъ знаю, грех мои предо мною есть воину» (Пс. 50, 5). Не крове деля пролитья помазаникъ Божии Давыдъ прелюбодеянье створи , посыпа главу свою и плакася горко — во тъ час отда ему согрешенья его Богъ. А к Богу бяше покаятися, а ко мне бяше грамоту утешеную, а сноху мою ^[478] послати ко мне, зане несть в ней ни зла, ни добра; да бых обуимъ оплакалъ мужа ея и оны сватбы ею, в песнии место: не видехъ бо ею первее радости, ни венчанья ею за грехы своя. А Бога деля пусти ю ко мне вборзе с первым словомь , да с нею кончавъ слезы, посажю на месте; и сядет, акы горлица на сусе древе, желеючи, а язъ утешюся о Бозе.