Великий князь Владимир Мономах - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 37

О перенесении святыни в Киев рассказывает особое сказание, читающееся в некоторых русских прологах под 7 января (днём празднования Собора Иоанна Предтечи). Из сказания видно, какое значение придавали этой реликвии на Руси:

Прежде всего отметим, что текст содержит очевидное противоречие, ибо приведённая в нём дата (6600 год от Сотворения мира, то есть 1092-й от Рождества Христова) не соответствует времени киевского княжения Владимира Мономаха. Вполне возможно, однако, что дата записана дефектно и в ней пропущены буквы, обозначающие десятки и единицы (180. С. 185—186).

Что за церковь Святого Иоанна «на Сетомли, у Купшина монастыря» имеется в виду, с уверенностью сказать нельзя: ни церковь эта, ни монастырь под такими именами более в источниках не упоминаются. Сетомлью, по-видимому, называли в древности один из притоков Почайны, правого притока Днепра ^[185]. И очень похоже, что упомянутая церковь «на Сетомли» — та самая церковь Святого Иоанна (без уточнения, какому именно святому Иоанну она посвящена) «в Копыреве конце», которая была заложена князем Владимиром Всеволодовичем в 1121/22 году ^[186]. Это и позволяет нам предположить, что церковь была заложена в связи с перенесением святыни, а само перенесение имело место около времени её основания.

Надо сказать, что в древней Руси были убеждены в том, что десница святого Иоанна, от которой был взят на Русь перст, принадлежала к числу важнейших инсигний императорской власти и использовалась в обряде поставления на царство византийских императоров. Об этом писал новгородский паломник Добрыня Ядрейкович (будущий новгородский архиепископ Антоний), посетивший около 1200 года Константинополь и оставивший описание константинопольских святынь. Среди реликвий, хранившихся в церкви Святой Богородицы в Большом императорском дворце (Царских златых палатах), он упомянул десницу Иоанна Предтечи: «тою, — по его словам, — царя поставляють на царство» (67. Стб. 97). И хотя это мнение, скорее всего, было ошибочным, его на Руси разделяли многие. Так, о «руке святого Ивана», которой в Византии будто бы «поставляют» патриархов (здесь, по-видимому, смешаны разные святыни), вспоминал в 1147 году черниговский епископ Онуфрий, пытавшийся, вопреки канонам, обосновать право русских епископов самостоятельно ставить киевских митрополитов (46. Стб. 341). Согласно христианским представлениям, часть реликвии обладает всеми теми свойствами и всей той святостью, которыми обладает реликвия в целом. Тем более это относится к такой чтимой части мощей, как перст. Следовательно, и перст святого Иоанна, хранившийся после перенесения в Киеве, должен был восприниматься на Руси как часть византийской коронационной регалии. Между прочим, нельзя исключать того, что память о его перенесении на Русь при князе Владимире Всеволодовиче повлияла на складывание впоследствии знаменитой легенды о «Мономаховых дарах», известной по «Сказанию о князьях Владимирских» и другим памятникам XVI-XVII веков (180. С. 185―188; 117. С. 143―159). Впрочем, это отдельная тема, о которой мы будем говорить ниже, в соответствующей части книги.

Что же касается самого перста святого Иоанна, то он, возможно, уцелел, несмотря на катастрофическое разрушение Киева в 1240 году. Предположительно он может быть отождествлён с той частью мощей Иоанна Предтечи (кость фаланги), которая впоследствии хранилась в Успенском соборе Московского Кремля. Когда именно и при каких обстоятельствах реликвия оказалась в Москве, неизвестно, но здесь она впервые зафиксирована в описи Успенского собора 1701 года. В настоящее время перст хранится в музее Московского Кремля в серебряном позолоченном мощевике XIX века, выполненном в форме креста (см. : 174. С. 81—83).

Ещё одно событие этого года, упомянутое в летописном рассказе, может быть, и не относится напрямую к Владимиру Мономаху, зато имеет прямое отношение к расстановке политических сил, в одночасье изменившейся не в пользу киевского князя. «И Володаря, Василькова брата, схватили ляхи обманом», — сообщает летописец о перемышльском князе Володаре Ростиславиче, тогдашнем союзнике Мономаха, и за этой летописной строкой скрывается трагедия, затронувшая очень многих людей и на Руси, и за её пределами. Подробности случившегося приведены в немецких и польских средневековых источниках.