— Закон на моей стороне, эсса Ладэ, и на моей стороне общество! Когда я стану его опекуном, я запрещу вам любое общение.
— Когда станете, — я оглянулась на нее через плечо, — можете даже запретить мне танцевать.
Ее лицо покраснело, ну в точности Броджек, но я уже подошла к Ленарду.
— Я действительно собираюсь стать твоим опекуном, — произнесла серьезно, вглядываясь в его лицо.
— А я действительно хочу такую сестру, как ты.
— У меня дерьмовый характер.
— У меня тоже.
— Ну, тогда… — сказала я. — Завтра понедельник, и я поеду сидеть в бюрократических очередях.
— Надеюсь, бюрократические очереди не будут слишком длинными. — Он улыбнулся, а я с трудом удержалась, чтобы взъерошить ему волосы (мальчишка все-таки), вместо этого произнесла:
— Если что, я на связи.
— Ага. — Он кивнул. — И я.
Мне хотелось еще о многом с ним поговорить. Например, о том, что мы обязательно увидимся в самое ближайшее время, но делать это в присутствии Броджек дубль два — точно нет. Лучше наберу его вечером или завтра после школы. Нам многое надо обсудить.
А сейчас мне нужна новая квартира, и, наверное, связаться с Нилом на тему работы в «Хайлайн». Но квартира важнее.
И, кажется, я только что решила, какую беру.
Двухкомнатную.
Даармарх, Огненные земли
Осознание того, что я только что чуть не превратилась в живой факел, пришло не сразу. Равно как и ощущение звенящей, режущей слух тишины и давящего на плечи взгляда Даармархского, огонь в котором был не менее опасным, чем тот, что несколько мгновений назад лизал мое платье.
Язычки над ладонями погасли на вдохе.
— Благодарю, — сказала я, и голос не дрогнул, наоборот, зазвучал в полную силу. — За то, что разделили этот чудесный вечер со мной и с супругом.
Мне невольно пришлось обвести взглядом зал, но я даже не запнулась о натянутые ледяные струны, протянувшиеся от Флангеррманского в мою сторону. Не представляю, знал ли он об огне, который пробуждается в сильном ребенке, но Витхар знал точно. Впрочем, сейчас не время об этом думать.
— …За то, что приняли участие в моей небольшой шалости. Надеюсь, вам понравился отдых и ужин. — Подбирать слова было сложно, мысли путались, разбегались, меня начинало трясти. Вдобавок ко всему горело в груди, и приходилось держаться из последних сил, чтобы огонь не вернулся. — И мой танец, разумеется. Признаю, это было несколько необычно.
— Необычно? — поинтересовался один из иртханов. — Не считая того, что моя супруга чуть не упала в обморок, это было потрясающе.
Его слова встретили волной облегченного смеха, и меня накрыло сначала ею, а следом овациями, которые окончательно разрядили обстановку. Я подхватила подол платья и направилась к Даармархскому, вскинув голову. Мне хотелось бы думать, что он тоже поверил в мои слова, но его взгляд был более чем говорящим. Таким испепеляют, обращают в чистое пламя и испепеляют снова.
Потом была короткая официальная часть прощания, на которой все желающие могли подойти и поблагодарить нас за вечер. Моя рука покоилась на сгибе локтя Витхара, я же думала о том, как это вообще могло произойти. Мое платье должны были пропитать составом, который не позволит ткани вспыхнуть, если на него случайно попадет искра (я использовала его, когда танцевала в шоу Наррза и помнила состав наизусть). Точно такой же нанесли мне на волосы и на кожу служанки.
Если, разумеется, это был тот самый состав, а не подмена.
Да и порыву ветра в этом зале было неоткуда взяться: на время представления балконные двери были плотно закрыты, не только, чтобы избежать подобной возможности, но и чтобы источниками света оставался исключительно огонь, в котором я танцую.
Эти мысли, как ни странно, помогали мне собраться и удержать пламя, которое снова рвалось на волю. Не только пламя, но и себя — иначе я превратилась бы в огненный вихрь, и на этот раз скрыть свою тайну на глазах у всех больше не получилось бы.
Хотя тот, от кого стоило что-то скрывать, стоял рядом.
А потом шел рядом по коридорам, провожая «супругу». Что касается меня, я считала шаги, как удары сердца. Мысли превратились в спутанный клубок, ближе к своим покоям я с трудом переставляла ноги, думая только о том, что будет дальше. Наверное, все силы, что во мне были, ушли на поддержание контроля там, в зале, поэтому сейчас я чувствовала себя полностью беззащитной.
— Ждите здесь, — коротко произнес Витхар хаальварнам, и те покорно отступили.
Двери закрылись, и тогда его пальцы сдавили мое запястье.
— Отпусти. — Я попыталась сказать это резко и сильно, но вышло тихо и хрипло.
— Как ты посмела? — прорычал он, выталкивая меня на балкон. — Как ты посмела мне ничего не сказать?!
— Как я посмела?! — выдохнула я. — Я чуть не погибла, а ты спрашиваешь о том, как я посмела?!
Голос не дрожал, дрожало что-то внутри.
— Это мой ребенок, Теар-р-рин, — последнее он прорычал.
— Нет, этот ребенок — мой! Мой, и только мой, ему вовсе незачем знать, что его отец настолько погряз в собственных желаниях и власти, что даже не сумел защитить его мать!
Огонь во тьме полыхнул ярче.
— Думай о том, что говоришь.
— Думать? Я только и делаю, что думаю, Витхар! Целыми днями. Целыми днями думаю о том, как защитить ребенка, пока ты наслаждаешься обществом других претенденток.
— У меня все под контролем, Теарин.
— Да? — Я рассмеялась. — У тебя все под контролем?! У тебя?! Когда Ибри столкнули с лестницы, а сделавшего это даже не успели допросить?! И ты называешь себя правителем, Витхар?! Ты, который позволяет, чтобы на его территории такое творилось?! Или, может быть, в меня швырнули огнем по твоему приказу?!
Дыхание сбивалось, на ладонях снова собиралось пламя. Я чувствовала, что меня трясет, чувствовала, что уже не могу это удержать. В глазах стоявшего напротив дракона полыхал огонь, но мне было все равно. Я собиралась сказать ему все здесь и сейчас, все, что думаю, все, что держала в себе, но в это мгновение в меня ударил короткий приказ:
— Замри.
Я поняла, что во мне кончилось дыхание и слова. Сила, спеленавшая меня, не позволяла ни пошевелиться, ни раскрыть рот.
— Поговорим, когда ты успокоишься, Теарин, — жестко произнес он, глядя мне в глаза.
Когда успокоюсь.
Мне не доводилось бывать под приказом иртхана, даже Горрхат им не воспользовался, когда меня тащили на площадь и швыряли к его ногам, но сейчас я в полной мере осознала, каково это. Полная потеря себя, полная принадлежность ему.
— Когда мы оба успокоимся, — произнес Даармархский. — Сейчас ты ляжешь спать, когда проснешься — будешь свободна.