И он будет говорить, что ему плевать на таэрран?
Гроу перехватил мой взгляд, и я сделала вид, что увлечена драконом. Тем более что я и правда была им увлечена. Смотреть на этих зверей и не восхищаться было просто невозможно, пусть даже у меня желудок подтягивался к горлу при мысли о том, что разделяющий нас щит можно убрать одним прикосновением к панели.
Поближе к щиту подплыла еще одна пара, а следом за ними… стайка маленьких драконят. Я помнила Бэрри виаренком, но когда нечто размером больше тебя резвится, гоняясь за собственным хвостом, а другие кувыркаются рядом, выпуская струйки воды, — это просто нечто.
Я бы сказала, полное подводное ви-ви-ви.
— Что это они все сюда подтянулись? — поинтересовалась я, глядя на подплывающих драконов.
— Не думала, что это мы их подтянули?
Что мы — нет. Вслух я, правда, этого говорить не стала. Достаточно того, что мысль занозой засела внутри и мешала наслаждаться происходящим.
Иртханы, драконы и объединяющее их пламя.
Какое место во всем этом отведено мне?
— На самом деле представь: вот ты сейчас глазеешь на них и думаешь: вау, драконы, а они на нас — вау, люди!
— Ты не человек.
— Человек. Наполовину. — Гроу прижал меня сильнее к себе. — Ну и что ты там опять надумала?
— Ничего, — буркнула я.
— Да ладно. У тебя по лицу видно, что «чего».
— Серьезно? — поинтересовалась. — И в чем выражается это «видно»?
— У тебя становятся такие большие задумчивые глаза, — он развернул меня лицом к себе, — и появляется морщинка между бровей.
Почему-то именно сейчас от того, как он на меня смотрел, стало не по себе. Потому что хороший секс — это просто хороший секс, а близость, от которой заходится сердце, — уже нечто гораздо большее. И когда он уедет в Ферверн, мне придется справляться самой с тем, что этого больше нет. Придется, потому что сейчас я не могу от него отказаться.
И не откажусь.
— Знаешь, ты прав, — сообщила я, — мне вредно много думать. И раз уж здесь так удачно оказалась бутылка вина и все это…
Я обвела взглядом стол.
— Пора это, в конце концов, употребить по назначению.
— Согласен. — Гроу кивнул. — Потому что если второй ужин придется скормить Бэрри, это будет даже не смешно.
— Смешно не будет, но Бэрри будет довольна, — заявила я, плюхаясь на диван и краснея.
Потому что вспомнила, что забыла застегнуть молнию на джинсах.
Резко рванула ее наверх и застегнула вместе с майкой.
Ы! Да что ж такое-то, а…
— Проблемы? — поинтересовался Гроу, открывая вино и наполняя бокалы.
— Нет, — пропыхтела я, пытаясь выдрать майку из молнии. В итоге мне это удалось, и снизу осталась дизайнерская бахрома.
М-да.
— Ты же сказал, что не будешь пить? — обратила внимание на два бокала. — Или с нами тут еще невидимый друг.
— Ага, невидимый друг-вуайерист.
Я вздохнула и покачала головой.
— О чем мы вообще говорим, а?
— Примерно о том же, о чем говорят остальные, когда их никто не слышит. — Гроу поднял бокал. — За тебя, моя сексуальная иглорыцка.
Я поперхнулась вином и закашлялась, понимая, что майке пришел окончательный и бесповоротный конец: к бахроме добавилась еще дизайнерская окраска вином.
— Издеваешься, да? — отставила бокал на столик. — Ладно, я тебе это припомню.
Судя по выражению лица Гроу, он уже в красках представил, как я буду ему это припоминать.
— Не так, озабоченная особь драконосамца!
После этого заявления я налегла на теплый салат с морепродуктами (тарелка подогревалась изнутри, поэтому остыть за все время нашего «отдыха» и болтологии он не успел). Потом мы смели запеченную рыбу с овощами и десерт из водорослей, после чего я действительно почувствовала себя иглорыцкой. В смысле такой же шарообразной и медленно передвигающейся, хотя передвигаться сейчас вообще никуда не хотелось.
Достаточно было того, что в движении была капсула — вдоль щита, параллельно далекому сейчас побережью, и было очень уютно просто так лежать, не думая ни о чем и болтая с Гроу обо всем подряд, не поднимая никаких серьезных тем, просто подхватывая то, что к слову пришлось.
— Через два километра граница безопасной зоны, — в идиллию вторгся автопилот. — Пожалуйста, развернитесь.
— Зингсприд закончился, — сказал Гроу, нехотя поднимаясь, — сейчас вернусь.
Вернулся он и правда очень быстро: перед схождением щита нужно было разворачиваться, и мы поплыли обратно.
— Как называется эта чешуйня? — спросила я, когда мы снова наткнулись на колонию светящихся шаров.
— Чему тебя учили в школе? — мрачно поинтересовался Гроу и тут же добавил совершенно серьезно: — Солнышки.
— Солнышки?
— Я не помню.
Мы ржали, наверное, минут десять, и в результате сошлись на том, что «солнышки» им подходит. Они и впрямь напоминали скопление звезд, сбившихся в гигантский световой ковер, и я обратила внимание на то, что сейчас они сияют гораздо ярче. Кажется, за время, пока мы плавали туда-сюда, на Зингсприд уже опустился привычный вечер, а учитывая, как быстро у нас темнеет, под водой тоже стало совсем темно.
— Хочешь подняться? — спросил он.
— На поверхность?
— Ага. Нам все равно придется подниматься, когда будем возвращаться в ангар.
— Так эта штука не только плавает, но и летает?
— Летает она недалеко и невысоко.
Пока Гроу выводил аппарат на воду, я прилипла к стеклу, рассматривая мерцающие водоросли и темные тени, скользящие по стремительно удаляющемуся дну. А когда мы, наконец, поднялись, у меня повторно перехватило дыхание. Побережье казалось далеким (я даже не представляла, что мы так далеко забрались!), всего-то и видна была тоненькая полоска огней. Справа, слева, повсюду — безбрежный океан, темнота которого напомнила мне об Ильеррской, стоявшей на балконе в покоях наложницы.
А еще — звезды.
Бескрайние россыпи звезд, когда кажется, что, кроме неба и воды, вокруг нет больше ничего.
— Здесь тоже неплохо, — заявил Гроу, подтягивая меня к себе, и мы снова улеглись на диван.
Из-за того, что небо оказалось над нами, мерцающие звезды, скользящие по небу, казались утопающими в нем. Поцелуи, которые снова переросли в откровенные ласки, были такими же горячими, как падающие в небо звезды. И небо вспыхивало над нами сотнями тысяч солнц в сумасшедшем, пламенном удовольствии. Приходя в себя в объятиях водного дракона, я увидела еще одного, за щитом: он взметнулся над темной гладью сверкающей лентой и так же бесшумно ушел на глубину.