Жизнь этого парня  - читать онлайн книгу. Автор: Тобиас Вулф cтр.№ 44

Cтраница 44

Через какое-то время она сказала:

– Вы не умеете веселиться как следует.

Ее голос был грудной и глубокий. Я чувствовал его в своей груди.

– Вот ребята из Норвилла умеют устраивать вечеринки.

Я потерял дар речи. Я просто держал ее, двигался вместе с ней, вдыхал аромат волос. Она была моей три минуты, и потом я потерял ее навсегда. Старые приятели, мальчики, к которым у меня не хватало смелости сунуться, танцевали с ней весь оставшийся вечер. Неделю спустя она спуталась с Ллойдом Слаем, баскетболистом с крутой тачкой. Когда мы проходили мимо друг друга в коридоре, она даже не узнавала меня.

Я писал ей длинные высокопарные письма, которые потом рвал. Обдумывал разные способы, какими судьба может свести нас, чтобы я смог показать ей, кто я на самом деле, и заставить полюбить себя. Большинство этих вариантов включали в себя смерть или жестокое избиение Ллойда Слая.

А когда, как это иногда случалось, ко мне проявила интерес ровесница, я повел себя с ней по-свински. Я провожал ее домой с танцев или игры, целуясь с ней на пороге ее дома, затем полностью игнорировал на следующий день. Я вечно желал то, чего не мог себе позволить.

Чаку и компании иногда удавалось меня напоить. Ликер на меня не действовал, но они были терпеливы, желали экспериментировать, и время играло им на руку. В конце концов они добились своего во время баскетбольного матча, последней игры сезона. Незадолго до этого прошел дождь, и воздух был наполнен паром. Окна школы были открыты, и из нашего места встреч в балке мы могли слышать, как чирлидеры разогревают публику на трибунах, пока игроки тренируют броски.

Хаф передавал по кругу жестянку с гавайским пуншем, наполовину смешанным с водкой. Он называл его «Кровь гориллы». Я думал, что меня вытошнит от этого пойла, но все равно отпил большой глоток. Он остался в желудке. На самом деле мне понравилось, на вкус это было именно как гавайский пунш. Я сделал еще один большой глоток.

Я был на крыше школы вместе с Чаком. Он смотрел на меня и равномерно кивал.

– Вулф, – говорил он, – Джек Вулф.

– Угу.

– Вулф, у тебя очень большие зубы.

– Да, я знаю.

– Человек-волк.

– Угу, Чак-лис.

Он показал свои руки. Они кровоточили.

– Не молоти по деревьям, Джек. Ладно?

Я сказал, что не буду.

– Не молоти по деревьям.

…Я лежал на спине, а Хаф сидел на мне, хлестая меня по щекам.

– Говори со мной, членолиз.

Я сказал:

– Привет, Хаф.

Все засмеялись. Помпадур Хафа расклеился и свесился на длинных прядях на лицо. Я улыбнулся и сказал:

– Привет, Хаф.

Я шагал по ветке. Затем балансировал над краешком оврага, где начинался цементный отвал. Все смотрели вверх на меня и кричали. Они вели себя как придурки, ведь мое чувство равновесия было превосходным. Я балансировал на ветке и хлопал руками. Потом сунул руки в карманы и продолжал прогуливаться по ветке, пока она не сломалась.

Я не чувствовал, как приземлился. Катился наискосок вниз по склону, по-прежнему держа руки в карманах, вертясь как полено, быстрее и быстрее, ускоряясь на цементных кручах. Цемент закончился на том отвале, где земля была вымыта. Я вылетел с этого края, вращаясь в воздухе, жестко приземлился и помчался вниз по склону через кусты, подпрыгивая на камнях и буреломе. Ветки шелестели вокруг меня, затем я ударился обо что-то твердое и наконец остановился.

Я лежал на спине. Не мог двигаться, не мог дышать. Был слишком пуст, чтобы сделать первый вдох. Тело не отвечало на сигналы, которые я посылал. Темнота подступила к глазам. Я тонул и затем потонул окончательно.

Когда я открыл глаза, то все еще лежал на спине. Я слышал голоса, зовущие меня по имени, но я не отвечал. Я лежал посреди густых зарослей кустарника, ветки с листьями сверкали дождевыми каплями. Ветви образовали надо мной подобие решетки. Голоса приближались, а я все так же не отвечал. Я был счастлив там, где нахожусь. В кустах началось движение, и снова и снова я слышал свое имя. Я укусил себя за щеку с внутренней стороны, чтобы не засмеяться и не выдать себя. Наконец все ушли.

Я провел там ночь. Утром направился к главной дороге и поймал попутку до дома. Одежда промокла и порвалась, но за исключением болезненных ощущений в пояснице я был невредим, просто слегка потрепан из-за ночи, проведенной на земле.

Дуайт сидел за кухонным столом, когда я вошел. Он осмотрел меня и сказал – спокойно, зная, что сейчас я был в его руках:

– Где ты был прошлой ночью?

– Я напился и упал со скалы, – ответил я.

Он ухмыльнулся вопреки себе, я предвидел это. Затем отпустил меня, прочитав лекцию и дав несколько советов по поводу похмелья. Мать все это время стояла у раковины в своей ночнушке, слушая наш разговор без всякого выражения. После этого пошла за мной по коридору. Мама остановилась у двери в мою комнату, сложив руки на груди, и ждала, пока я посмотрю на нее. Наконец она сказала:

– От тебя не стало никакой поддержки.

Да, никакой поддержки. Но я был счастлив той ночью, слышал, как они искали меня, слышал, как они звали меня по имени. Я знал, что они меня не найдут. После того как они ушли, я лежал там и улыбался в своем уютном гнездышке. Через кусты надо мной я видел нимб у луны в густом темном небе. Холодные бусины воды скатывались с веток на мое лицо. Я мог только расслышать звуки игры, идущей там, наверху холма, возгласы болельщиков, барабанящие ноги на трибунах. Я слушал с благочестивым снисхождением. Я был совершенно один, там, где никто не мог достать меня, лишь слабый шум игры и несколько голосов, выкрикивающих Конкрит, Конкрит, Конкрит.

* * *

С братом я не виделся шесть лет. После того как мы с матерью уехали из Солт-Лейк, я потерял с ним контакт. Но однажды осенью, в мой второй год обучения в старшей школе Конкрита, он написал мне письмо и прислал свитшот из Принстона. Письмо было наполнено впечатляющими фразами типа «В мире, где контрацепция и водородная бомба соперничают в том, кому первому стать в ряд отрицательных ценностей…», которые я пытался использовать в разговоре так, будто они только что пришли мне в голову. Я носил этот свитшот повсюду и говорил незнакомцам, которые подбирали меня на дорогах, что был студентом Принстона и еду домой навестить родных. Я даже постригся в стиле, который назывался «Принстон» – плоская площадка наверху, длинные и зализанные назад волосы с боков.