Жизнь этого парня  - читать онлайн книгу. Автор: Тобиас Вулф cтр.№ 32

– Я просто пытался помочь, – сказал я.

– Прочти это, – сказала она и протянула мне голубой конверт. Внутри было очередное письмо от дяди Стивена. Он выражал свой шок и сочувствие по поводу нашего отчаянного положения, но объяснил, что не может пойти на спасательную операцию в том виде, который я предложил. У него не было места для нас. И что касается поиска работы, у нас нет никаких перспектив. Мы не говорим по-французски, а даже если бы говорили, мы бы никогда не смогли добыть разрешения на работу. Я бы в любом случае отправился в школу. Вся эта идея была несуразной.

Тем не менее он и его жена хотели сделать все, что было в их силах, чтобы помочь нам. Они обговорили этот вопрос и составили план, который предлагали нам обдумать. Он состоял в том, что я приезжаю в Париж один, живу с ними и хожу в школу с моими кузинами, одна из которых, Кэти, была моего возраста и могла бы помочь мне найти друзей и освоиться. Пока я живу с ними, моя мать будет свободна уйти от Дуайта и найти работу. Когда она устроится, реально устроится – скажем, через год или около того, – я смогу снова воссоединиться с ней.

Дядя упоминал в письме чек, который он, очевидно, вложил, прося прощения, что не может послать больше. Он надеялся, что моя мать хорошенько обдумает его план, который казался ему неплохим. Впредь, он полагал, будет лучше, если она сама будет ему писать.

– Что думаешь? – спросила меня мать.

– Я не знаю, – ответил я. – Париж.

Она сказала:

– Только подумай об этом. Ты в Париже.

– Париж, – сказал я.

Она кивнула.

– Ну, так что ты думаешь?

– Я не знаю. А ты?

– У него есть некоторые действительно здравые мысли. Это был бы хороший опыт для тебя, пожить в Париже. И это дало бы мне некоторое время, чтобы разобраться с тем, что происходит здесь.

Я пытался мыслить трезво, как и она, но мы закончили тем, что стали улыбаться друг другу.

– Только ничего не говори о чеке, – сказала мне мать.

Дуайт был всецело за то, чтобы отправить меня в Париж. Мысль о том, что я скоро могу уехать, смягчала его и располагала к воспоминаниям. Он сказал, что его путешествия во время войны изменили его взгляды на жизнь. Он дал мне совет, как вести себя с французами, и рекомендовал быть терпимее при столкновении с их избалованными женоподобными обычаями. Я много слышал о любви французов к блюдам из лягушек и уяснил, что именно поэтому они стали известны как Лягушатники.

Из тома довоенной английской энциклопедии, которую он купил на дворовой распродаже, Дуайт прочитал мне длинную статью об истории Франции (бурной, сластолюбивой, отличающейся пристрастием галлов к тайным заговорам и предательству), о культуре Франции (полной галльского юмора и высокого духа, но главным образом вторичной, поверхностной, бессодержательной и безбожной) и о французском национальном характере (наделенном неким галльским телом и шармом, но легко возбудимом, чувственном и в целом ненадежном).

Перл вспыхнула. Она не могла принять тот факт, что я собирался жить в Париже. Я добавил масла в огонь, обращаясь с ней высокомерно и снисходительно. Я также обращался с Артуром и другими своими друзьями, будто они уже отслужили свой срок и дематериализовались в причудливые туманные воспоминания. В школе я просил и получал разрешение уходить с регулярных занятий, чтобы закончить серию «специальных проектов» по истории, культуре и национальному характеру Франции.

Мои представления о Франции пришли из американских фильмов, где все носили береты и полосатые майки и рассиживались без дела, покуривая сигареты, а в это время где-то на заднем фоне играл аккордеон. Это был тот же музыкальный инструмент, что я слышал на записях Эдит Пиаф у моей матери. Но я не знал тогда, что это был аккордеон. Я думал, что это гармоника и что каждый человек в Париже умеет играть на ней. Поэтому я купил гармонику, Hohner Marine Band, и бродил по Чинуку, дудя в нее, выдувая жалкое подобие «La Vieen Rose» и мелодию из «Мулен Руж», чтобы подготовиться к моей новой жизни в Париже, во Франции.

Планировалось, что я уеду, как только закончу седьмой класс, так что у меня будет лето, чтобы подучить французский язык и освоиться до начала учебы осенью. Моя мать забронировала мне билеты на самолет из Сиэтла до Нью-Йорка и из Нью-Йорка до Парижа. Она уже собиралась отвезти меня в Маунт Вернон, чтобы заказать паспорт, когда мой дядя изменил планы.

Он написал, что он и его жена пересмотрели первоначальный план. Просто не имело смысла брать на себя такие огромные хлопоты и расходы, чтобы вырвать меня из семьи, сообщества и моей школы, уже не говоря о родном языке, и все это ради того, чтобы вернуться к этому через год. Узнать такую сложную страну, как Франция, за год невозможно. И к тому же оставался открытым вопрос с органами власти. Они выяснили, что у меня были проблемы с дисциплиной. Как они могли быть уверены, что я буду слушаться их, когда я не очень-то слушаюсь свою мать, особенно с тех пор, как я узнал, что в конце года уезжаю?

Они предвосхищали множество проблем, если говорить коротко.

Но они по-прежнему желали помочь и верили, что мне будет чрезвычайно полезен опыт зарубежной поездки, учебы в хорошей школе и жизни в упорядоченной семье. Поэтому предлагали, чтобы я жил с ними не один год, а пять, пока не закончу старшую школу. И чтобы убедиться, что я относился к ним как к родной семье, они предлагали стать моей родной семьей. Они предлагали усыновить меня. На самом деле они настаивали на усыновлении, как на условии, при котором возможен весь остальной план действий. Это был, как они говорили, единственный вариант, при котором все будет работать. Моя мать сможет навещать меня, когда захочет, разумеется, но они подразумевают настоящее усыновление, а не только соглашение ради формы. С этого времени я буду их сыном.

Они знали, что это потребует от нас серьезных раздумий. Они не хотели давить на нас или торопить ни в коем случае, но нам стоит помнить, что им понадобится время, чтобы подготовиться к моему приезду, и что лето наступит очень быстро.

Я спросил у матери, зачем она рассказала им о моих проблемах с дисциплиной.

– Потому что это правда. Было бы нечестно посылать тебя туда, не предупредив их об этом.

– Спасибо тебе большое. Думаю, с Парижем покончено.

– Не обязательно.

– О, замечательно. Все, что мне нужно сделать, это позволить им усыновить меня.

Она сказала, чтобы я подумал над этим. Они вели себя очень великодушно, говорила она. Они предлагали разделить со мной все, что имели – даже свое имя.

– Их имя? Я буду должен поменять свое имя?

– Это хорошее имя. Когда-то оно было и моим.