На этот раз почти все адепты отозвались понимающими взглядами: действительно, не могло. Воля отца – закон для сына, тем более наследника. Даже парочка простолюдинов чуть заметно кивнула в унисон – им такое тоже было понятно. Только Аранвен едва заметно поморщился и нахмурился еще сильнее.
– Войдя в дом супругой наследника, девушка всем сердцем полюбила семью мужа.
Слова, кроме горечи, начали отчетливо отдавать еще и гнилью. «Могильной, – привычно определил Грегор и добавил для самого себя, уже не понимая, какой частью личности: – Любопытный эффект… Жаль, исследование не написать – материала мало».
– Его отца и мать, принявших ее ласково… И, разумеется, сестру. По возрасту они были близки, и молодая жена искренне надеялась обрести в золовке подругу и любящую родственницу. Золовка, казалось, отвечала ей тем же. Сущая идиллия, верно? Как вы полагаете, Дарра? – вспомнил он наконец странное имя Аранвена.
– Я полагаю, милорд мэтр, – с безупречной холодной учтивостью отозвался тот, – что, будь оно идиллией, вы не стали бы рассказывать эту историю на лекции о смертельных проклятиях.
Грегор коротко кивнул, как сопернику, отразившему удар, и позволил себе тень улыбки. Да, милорды магистры, вот это и есть – кровь! И стоит задуматься, так ли правы были древние маги, позволившие простолюдинам проходить полный курс обучения? Из них ведь потом всякое… вырастает.
– Но со временем супруга стала замечать, что братская любовь ее мужа к младшей сестре носит несколько… болезненный характер. Они много времени проводили вместе, и брат очень ревностно следил, чтоб его сестра не общалась ни с кем из молодых дворян, хотя среди них были весьма интересные партии для замужества. Когда семье стали поступать брачные предложения, наследник был неизменно против, каждый раз находя причины для отказа. Иногда – вполне веские, но иногда… – Грегор усмехнулся и пожал плечами. – Старинные рода часто скрывают непристойные секреты, однако в этот раз тайну сохранить не удалось. Когда юная супруга поняла, что ее подозрения оправдываются самым возмутительным образом… она не сдержалась…
«Дура. Молоденькая, безоглядно влюбленная в собственного мужа, преданная им и той, которую она искренне приняла как сестру. Разгневанная, потрясенная тем, что считала омерзительным, и по праву считала, конечно, только кому от этого легче?»
– К счастью, первым и единственным, кому она рассказала, стал ее свекор. Он, к его чести, даже не мог допустить мысли о подобном позоре и был потрясен не меньше…
«И тоже был дураком, – услужливо подсказал тот, второй, выглядывая из мрака памяти. – Ему бы пригласить хорошего разумника – иногда даже эти… особи бывают полезны – и заставить девчонку обо всем забыть, а с сыном хоть поговорить сначала. Он же сорвался глупо и истерично. Влюбленной новобрачной не то чтобы простительно, однако понять ее можно. Мужчину, главу рода, королевского некроманта, Баргот его побери… Его – нет. Во всем, что случилось дальше, его вина!»
– Глава рода, разумеется, счел себя обязанным прекратить эту непристойность. Он сообщил сыну, что его сестра немедленно отправляется в дальнее поместье под строгий надзор и выйдет оттуда исключительно к свадебному алтарю. И, конечно, устройством ее судьбы отныне станут заниматься только родители, брату же запрещено видеться с ней, писать ей или передавать подарки, словом – общаться любым способом. Пожизненно. Наследник смирился с решением отца, но не его сестра. Винила она, как ни странно, не отца, и, уж конечно, не брата, а золовку. Вдобавок, несчастная оказалась в положении и вскоре родила ребенка, которого у нее тут же забрали и отдали в семью брата. Сами понимаете, в старых семьях своей кровью не разбрасываются, это слишком большая ценность. Юная некромантка, то ли обезумев после родов, то ли просто в отчаянии, покончила с собой темным ритуалом, собственной кровью и смертью прокляв жену брата и весь ее род. О проклятии, впрочем, стало известно не сразу. За дюжину лет у наследника и его супруги так и не появился сын. Родились одна за другой три дочери, но все трое не дожили и до двух лет. Тогда глава рода осмотрел невестку и обнаружил проклятие. Приемный сын попытался утешить леди, которую считал родной матерью, но она прогнала его.
«Почему не умер ты? – зазвенел в ушах у Грегора отчаянный женский голос. – Почему – мои малышки? Лучше бы ты умер, а они – они жили бы! Уйди, провались к Барготу, проклятое отродье, видеть тебя не могу…»
– От потрясения у мальчика пробудился дар Претемной Госпожи. Напоминаю, ему было двенадцать – самый возраст. Выплеск был столь силен, что его приемная мать погибла. Но мальчик остался жив и впоследствии стал главой рода как единственный наследник по прямой линии. Проклятье же ушло в род его матери, затаившись там…
Он осекся, понимая, что едва не сказал слишком много. Конечно, семья Мэрли не слишком распространяется, кто и за что проклял их так, что теперь у Мэрли выживают лишь два старших сына, а прочие дети умирают во младенчестве. Позволить проклятому роду продолжаться – то ли великодушие, то ли изысканная пытка…
Адепты таращились на Грегора так, словно боялись пропустить хоть слово. Все двена… то есть одиннадцать. Ревенгар смотрела расстроенно и жалобно, словно лекция хоть как-то касалась ее самой!
«Наверняка навертела себе драму в трех актах с прологом и эпилогом, – подумал Грегор с досадой. – Вот Эддерли, сразу видно, понял, о чем шла речь, а эта… леди…»
– Адептка Ревенгар, – окликнул он. – Что важного вы узнали из сегодняшней лекции?
Девчонка вскочила с места, растерянно заморгала, как Грегор и ожидал, вцепилась пальцами в стол и неуверенно пробормотала:
– Что самые сильные проклятия накладываются на крови и смерти, мэтр Бастельеро!
– Так, – кивнул Грегор, проглотив обреченное: «Не многое же вы поняли, дитя». – Это все?
Темно-русый круглолицый простолюдин с первого ряда – адепт Морстен, кажется, – обидно хмыкнул, и Грегор отметил, что в следующий раз нужно будет спросить его. Потому что недостойно потешаться над однокурсниками. Эддерли покосился на соседа осуждающе, Ревенгар же вспыхнула, прямо как вчера в библиотеке, задрала нос и отчеканила:
– Нет, милорд мэтр. Еще я узнала, что самое важное в проклятиях – не забыть подумать перед наложением!
Морстен поперхнулся новым смешком, Эддерли вздрогнул, посадив в свитке крупную кляксу, кто-то свистяще выдохнул. Одиннадцать пар глаз уставились на Грегора выжидающе и… испуганно? Похоже на то. Впрочем, нет, всего десять. Дарра Аранвен обернулся и глянул на девчонку с удивленным одобрением. Следом за ним в ту же сторону покосился и Саймон Эддерли.
– Вот как, – медленно кивнул Грегор, с интересом наблюдая, как румянец на щеках Ревенгар выцветает, сменяется пронзительной бледностью, а пальцы вцепляются в крышку стола.
Взгляд она все же не опустила, зато еще сильнее расправила плечи и вскинула подбородок. А вот Дориан всегда отводил глаза первым, не то что его дочь!
Грегор усмехнулся.
– И вы правы, адептка. Добавлю лишь, что обдумывать свои действия – общее правило не только для наложения проклятий, но и для любых других чар. А также прочих… действий. Надеюсь, это запомнят все. Можете сесть.