Охотник и Красная Шапочка  - читать онлайн книгу. Автор: Эрика Адамс cтр.№ 30

– Попалась.

Аманда упирается кулачками мне в грудь, но больше для виду, потому что глаза призывно сверкают, а затвердевшие соски розовеют, натянув тонкую белую ткань ночной рубашки.

– И что дальше? – спрашивает она с лёгким придыханием.

– Ничего. Я поцелую тебя и расскажу короткую сказку на ночь.

– Ты опоздал со своими сказками, Рик. Совсем скоро рассветёт.

– Чёрт. Придётся ограничиться одним поцелуем.

Я тянусь к её губам, а второй рукой накрываю грудь, ловлю её вздохи своим ртом, когда начинаю покручивать твёрдый сосочек.

– Знаешь, о чём я сейчас подумала?..

– О том, что я доведу тебя до экстаза одним поцелуем?

– Не-е-ет… А-а-а-ах!.. О том, что момент сейчас самый подходящий, если бы я захотела избавиться от твоего общества.

Малышка права: я каким-то чудом удерживаю себя. И держусь по большему счёту только из-за того, что обхватил её талию рукой. Носки сапог едва-едва держатся на покатой поверхности брёвен.

– Но ты этого не хочешь, да?..

– Сейчас – нет.

– Вот и чудненько.

Хватит трепаться. Я знаю множество способов применения её язычка, но сейчас просто хочу ощутить, как он пляшет у меня во рту. О-о-о, ещё как. Аманда – плясунья от Бога не только телом на сцене, но и своим острым язычком она выписывает такие умопомрачительные круги, что перед глазами пляшут тёмные пятна. Я охотно перенимаю правила её игры и скорость, с которой она ласкается внутри рта, бьёт язычком по моему и следом нарочно медленно трётся о нёбо.

И если бы её ротик так активно не вгрызался в мой, сейчас в воздух взметались её громкие стоны. Потому что красотка дрожит от возбуждения, полностью овладевшего ею. И нужно лишь немного усердия, чтобы подвести её к самому краю. Я мну пальцами её ночную рубашку. Прямо посередине – тьма, сука, пуговок. Прилепить их сюда в таком количестве мог додуматься только мастер пыток – такие они мелкие и не поддаются пальцам. Остаётся лишь рвануть так, чтобы эти перламутровые горошины поскакали вниз с весёлым перестуком и беззвучно утонули в снегу.

Отрываюсь от её алых, припухших губок и втягиваю в рот тугие сосочки, облизываю острые вершинки и прикусываю. Аманда стискивает пряди моих волос пальцами и теснее прижимает моё лицо к груди. Частые вздохи подстёгивают, словно щелчок кнута, и скорость, с которой я посасываю её грудь, становится запредельной. Последний прикус чуть сильнее. И её учащённое дыхание прерывается сладким стоном. Малышку знатно протрясло от наслаждения, пробежавшегося мурашками по телу. Я не спешу выпускать её сосочек – облизываю его, замедляясь, и перевожу взгляд на раскрасневшееся лицо.

– Это был очень сладостный поцелуй, Рик.

Малышка обхватывает мои щёки пальцами и нежно касается моих губ. Что-то оглушительно взрывается в груди и струится вниз горячей лавой.

– А теперь ты пойдёшь спать и закроешь окно как следует, ясно? Не хватало, чтобы ещё какой-нибудь придурок вроде меня залез к тебе через окно.

Аманда, странное дело, согласно кивает, а я прищуриваюсь, глядя на неё.

– Завтра Манфред отбывает в Аугсбург и…

– Но не я, – обрывает меня она.

– Но не ты. Значит, я ещё успею рассказать тебе сказку на ночь в другой раз.

Аманда смеётся.

– Ты меня удивляешь, Рик. Ведёшь себя так, что слов не подобрать

– Хватит болтать.

Я цепляюсь за подоконник, нащупываю подошвой сапог выступ, словно уменьшившийся с того момента, как я залез сюда, и спускаюсь ниже. Аманда тянется за ставнями и, почти сомкнув их створки, высовывает белокурую головку, глядя на меня.

– Я вспомнила, как это называется. Ты ведёшь себя до безобразия прилично.

Послав мне воздушный поцелуй, Аманда запирает ставни. Я спускаюсь, только услышав звук засова, вставленного на то место, где он и должен быть.

Прилично. Ха. Я веду себя до безобразия прилично, потому что чувствую себя последним кретином, неприлично спустившим в штаны, когда она запечатала мои губы последним нежным поцелуем. Немного шумит в голове и окружающий пейзаж видится мне жутко красивым. Я набираю пригоршни снега и тру ими лицо до тех пор, пока не начинает покалывать кожу от холода. Лишь тогда немного отпускает и прижимает к земле. Но всё равно недостаточно сильно, потому что кажется, будто не иду, а бегу вприпрыжку.

А утром, наступившим через несколько часов, славные жители Вольфаха обнаружили верёвку на столбе объявлений на центральной площади. Она цеплялась за внушительный гвоздь. Виданное дело. Подумаешь, верёвка.

Но на неё через пустые глазницы были вдеты два пожелтевших от времени человеческих черепа: взрослый и детский.

Жители Вольфаха и так всегда ходят, опустив глаза в землю. А увидев черепа, болтающиеся на верёвке, и вовсе сникли. Улицы пустынны. И стоит только какому-нибудь ребёнку отбежать от дома дальше, чем на пару десятков шагов, его настигает сердитый окрик матери.

Ганс Петерсен пытается поднять настроение жителей, обещая, что скоро тёмные времена в Вольфахе закончатся. Охотник согласно кивает, слушая Ганса. И перекатывает из одного угла рта в другой папироску, презрительно поплёвывает себе под ноги, показывая всем своим видом, полным пренебрежения, что он думает об этом на самом деле.

Я тяну его за рукав.

– Нам нужно наведаться к плотнику. Молочник Юхан говорил, что бабуля хотела вызвать на дом плотника. Надо бы переговорить с ним.

Охотник согласно кивает, даже не споря со мной, и направляется к плотнику Герману. Улыбка на широком скуластом лице Германа смотрится непривычно среди окружающего унылого пейзажа. В воздухе плотницкой стоит густой аромат смолы деревьев. Сам Герман лихо орудует рубанком, обтёсывая деревянную доску. Стружка так и отлетает во все стороны. Необычайного цвета: светло-бежевая, с розоватым отливом. Очередное движение рубанка. Снимается новый слой стружки и оседает на пол. На мгновение мне чудится, что стружка, летящая из-под рубанка – это человеческая кожа, снимаемая тоненькими слоями.

– Чем обязан? – улыбается Герман, отирая пот со лба.

Я успокаиваюсь от его дружелюбного тона и вспоминаю, какие добротные стулья с резной спинкой он выстрогал по просьбе бабули. Загляденье. Можно было часами разглядывать чудно переплетённые завитки, гадая, куда выведет тот или другой.

– А ты, я погляжу, всё тот же весёлый малый, – лениво роняет Рикардо.

– Нет времени скучать – только и всего. Нынче в Вольфахе я – и плотник, и гробовщик.

Герман кивает в сторону заготовки гроба, прислонённого к стене, и откладывает рубанок.

– Папироску? – спрашивает Рик.

– Не откажусь, только выйдем из плотницкой, чтобы сухая стружка, не приведи господь, не загорелась.