Норд, норд и немного вест - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Овечкин cтр.№ 36

За окном были только белые сопки до самого горизонта, и от того, что по небу тянулось полно белых облаков, было непонятно, где кончаются сопки и начинается небо. Было красиво и торжественно. У отвыкшей в Ленинграде от безлюдья Маши захватывало дух от пустоты и простора всюду, – сначала вперёд до куда хватало глаз, а потом вверх и обратно до сюда – и только снег, облака и солнце. И крики чаек, видно которых не было, но слышно было хорошо. Надо же – десять часов ночи уже, а солнце всё ещё светит. И хоть и Слава, и Миша рассказывали ей и про полярный день, и про полярную ночь, но видеть это впервые было удивительно и казалось чудом. А как, интересно, они тут спят в полярный день?

– А как вы тут спите в полярный день? – спросила она у Миши, который подошёл сзади и обнял её.

– Обычно лёжа и с закрытыми глазами, а так – как придётся.

– Ну брось, я серьёзно!

– Так и я не шучу. Завешиваем окна одеялами, особенно те, кто привыкнуть не может, а так – не больно и наука спать, когда спать хочется. Вот в полярную ночь, без солнца, сложнее, но ничего – и к этому привыкают. Днём не уснуть, а ночью не проснуться – вот такая вот диалектика в живой природе.

– Как это, не понимаю, никогда не бывает солнца?

– Никак, конечно. Солнце бывает всегда, просто отсюда его не видно: холодно ему, вот оно и прячется.

– Ну тебя!

– Ага, страшно стало?

Маша на миг задумалась:

– Нет, Миша, ни капельки. Ты же с нами.

И тогда первый раз они поцеловались не так, как в загсе, а по-настоящему. И долго ещё стояли у окна и целовались, и за окном кричали чайки, и Миша ей рассказывал, а Маша слушала его голос, положив голову ему на грудь, и слышала, как стучит его сердце, будто куда-то торопясь, и шептала ему: «Не торопись, теперь некуда торопиться».

«Здравствуй, мама! Не помню, когда писал тебе последнее письмо и, возможно, писал его давно (по твоим меркам), так что спешу исправиться и сообщить мои новости. Прошу, не обижайся, если тебе кажется, что я к тебе несколько невнимателен: это не так и только хлопоты по быту и устройству на службу могли задержать это моё письмо, но никак не равнодушное отношение! Договорились? Вот и замечательно!

Сейчас здесь всё не так, как ты помнишь, и, возможно, ты удивишься, но у меня такое ощущение, что всё медленно, но уверенно разваливается. Что отнюдь не означает изменения моего отношения к выбранной профессии, а лишь констатация фактов.

Деньги, выданные мне по окончании училища, быстро закончились: плата за гостиницу съела их буквально за неделю. Ты не поверишь, но цены в здешней ночлежке (а назвать её иначе не поворачивается язык) чуть ли не выше, чем в нашем «Метрополе», и я уже жалею, что не взял тех, что вы предлагали, но теперь это не важно, не волнуйся, а дочитай это письмо до конца.

Экипажи боевых кораблей почти все в отпуске (что не удивительно – лето же), и нас распределили пока только по дивизиям и прикомандировали в экипажи отстоя, чтоб мы набирались ума-разума (по официальной версии), а на самом деле для того, чтоб было кому нести береговые наряды. Те моряки, которые служат пусть и в отстойных, но не так давно боевых экипажах – жуть, как эти наряды презирают. А нам, молодым лейтенантам, не привыкать – это те же караулы, с небольшой лишь спецификой. А, про гостиницу я же забыл тебе дорассказать. Но ты не обращай внимания – столько новостей, что я буду путаться в них! Значит, сначала про жильё.

Мои бывалые товарищи, которых я здесь приобрёл немало, рассказали, что квартиры нынче не выдают почти совсем: люди отсюда уезжают, но не выписываются, чтоб не терять северных пенсий. Поэтому поступить меня научили так: ищешь себе подходящую квартиру, в которой никто давно не живёт, выбиваешь дверь, врезаешь свой замок и заселяешься. Звучит дико, я понимаю, но мы с моей половинкой (она, кстати, прямо сейчас шлёт тебе привет) поступили именно так и живём отныне в двухкомнатной квартире, дверь в которую нам помогал ломать наш нынешний сосед, как оказалось потом, начальник штаба соседней дивизии, но кто бы мог подумать на него такое, когда он в трениках и футболке вынес нам лом?! А на службе завтра обещают выдать паёк, так что вопрос с деньгами, считай, что и снят совсем: кроме как на еду тратить их здесь всё равно не на что (но ты и сама должна это помнить).

Тут всё для меня удивительно, хоть я и готовился к этому заранее. Удивительно, например, что мне, лейтенанту, не надо отдавать честь ни капитанам третьего, ни даже первого рангов – от меня шарахались, как от чумного, когда я делал это вначале, а потом я понял, что здесь их тьма и отношение их к формальностям настолько условное (уж прости за тавтологию), что сколько ни слушай об этом от преподавателей, а всё одно – не поверишь! Мне удивителен полярный день, хоть я его и помню с детства, но потом проживание и учёба в Питере, очевидно, стёрли у меня из памяти ощущения и оставили только сухие факты, и теперь, хоть я и бодрюсь перед женой тем, что я (почти что) местный житель, но самому так удивительно, когда солнце в час ночи светит в твоё окно! Как мы спали-то тогда, не напомнишь? Шучу, я помню, что вначале вы клали меня спать за шкафом, а потом, в другой квартире, моё окно завешивалось синим матросским одеялом с чёрными полосками внизу (у нас в училище были такие же и это так удивительно, если подумать, что за столько десятилетий никто не удосужился поменять его цвет и материал, из которого его делают, и оно по-прежнему плохо греет, но хорошо впитывает пыль).

Меня удивляли (поначалу) простецкие отношения ко мне старших: ни мой диплом красного цвета, ни мои достижения в прежней (дофлотской) жизни не имеют для них совсем никакого значения. За мной наблюдают (хоть и не показывают этого явно) и составляют собственное мнение обо мне, основываясь только на своём личном опыте и ощущениях, и это удивительно, но я отлично вписываюсь и, пока, во всяком случае, чувствую здесь себя вполне на своём месте! Только вот над тем, как я называю эти места, все смеются: помнишь, тогда ещё, все говорили «Север» или «Севера», а ты всегда говорила «Норд, норд и немного вест» – помнишь же? Название это, как оказалось, прицепилось и ко мне, и я сейчас так же говорю и всех это потешает. А откуда ты его взяла, название это, помнишь?

Здесь вообще все очень любят потешаться – жизнь однообразна, тяжела и от скуки можно было бы свихнуться, но люди же сами кузнецы своего сумасшествия, правильно? Вот и они тут развлекаются, как могут: над нами, молодыми лейтенантами (а именно так нас и зовут: не офицерами, а лейтенантами) особенно любят издеваться и, прямо удивительно, что не встречали нас здесь красной ковровой дорожкой, – так мы им оживляем жизнь! Но смеются не обидно и, мало того, тебе над ними смеяться тоже можно: я не сразу, но понял это и теперь (у меня же язык без костей, ты знаешь) почти уже приобрёл тут славу экипажного балагура, но в этом экипаже оставаться я не хочу.

Чувствую, не избежать нам разговора и об оплате и ты всё равно об этом спросишь (и я уже вижу, где я дал для этого повод, но переписывать набело не стану – столько уж накатал, что жуть, а не письмо выходит!), так что опишу, то, что здесь происходит сейчас. Денег вовремя не дают совсем и, бывает, что задерживают на месяц, а то и два, но отступать я не намерен, хотя лазейки для этого есть: ну не для этого же я выбирал эту профессию и этот путь вообще, ты же меня понимаешь?