– Работает у нас в фирме, – объяснил тогда Арсений. – По-моему, дура редкостная.
Перед Новым годом Лера ходила вместе с Арсением в ресторан, который компания сняла для праздничного корпоратива, но Аксинью не помнила, хотя молодых женщин ревниво рассматривала. Лера сидела тогда за столом рядом с Радой, женой Егора Кокорина и своей самой близкой подругой, и обе не могли дождаться, когда скучнейшее мероприятие закончится.
– На работе еще не знают, что Аксинью убили?
Арсений пожал плечами.
– Мне про это никто не говорил.
– Кем она работала? – Лера убрала тарелки, заварила чай.
– Понятия не имею. В кабинете у Кокорина часто торчала, отсюда я ее и знаю. Числилась каким-нибудь инженером или младшим научным, а фактически бумажки носила.
– Аксинью застрелили. Ребята слышали, как полицейские это сказали.
Лера налила им чай, обняла свою чашку руками.
Арсений, нахмурившись, смотрел в окно. Лера знала, он думает сейчас не об Аксинье, а о собственных проблемах. Она всегда знала, о чем он думает.
– Сеня, может быть, все-таки поискать работу? Черт его знает, уволит тебя Кокорин…
– Не уволит! – поморщился Арсений. – Я таскаю для него каштаны из огня.
– Раньше он таким не был.
– Он всегда таким был!
Лера отпила чай, снова обняла чашку.
– Не представляю, как Рада с ним живет.
– Он хороший семьянин, – пожал плечами Арсений.
– Так не бывает, – покачала головой Лера. – Хороший человек ко всем относится хорошо. А плохой ко всем относится плохо. Когда-нибудь Егор и с Радкой поступит по-скотски.
– Лера, я не хочу больше о нем говорить.
Арсений встал, обнял жену вместе со стулом.
– Ты никогда меня не бросишь? – прошептал ей в ухо.
– Нет, – серьезно ответила Лера. – А ты меня?
– Не говори глупостей!
Муж отпустил ее и отвернулся к окну, а Лере отчего-то стало тревожно. Впрочем, после смерти деда ей всегда было невесело.
Тесть в последнее время казался озабоченным, постарел, осунулся. Особенно это стало заметно неделю назад, когда Егор с Радой и детьми заехали к тестю и теще на еженедельный семейный обед. Раньше Егора эти обеды раздражали до смерти, а теперь ничего, привык. Даже скучал, когда в семье кто-нибудь заболевал и обед отменялся.
Как всегда, разговаривали ни о чем, дети крутились рядом, мешали.
– У Петра Ивановича усталый вид, – выбрав момент, шепнул Егор теще.
– Работает много. Ты же знаешь, Егор, он всегда работает как вол. И не жалуется никогда.
Насчет «вола» Егор сомневался. Тесть шагнул в политику прямо с какой-то комсомольской должности, сначала был в одной партии, потом в другой, сейчас заседал в городской думе, и что-то подсказывало Егору, что ни на одной из своих должностей Петр Иванович не перетруждался.
Впрочем, тесть Егору импонировал. Нравился умением безошибочно улавливать конъюнктуру и твердой уверенностью в том, что любую ситуацию можно и нужно использовать на благо собственной семьи и ни на что другое.
Егор никогда не стал бы директором в неполных тридцать, если бы не тесть.
Воспоминание о том, как у Сеньки Сосновского вытянулось лицо, когда Егор небрежно сообщил: – Меня утвердили директором, – и назвал предприятие. – Пойдешь ко мне заместителем?
Арсений тогда только-только защитил диссертацию и рисовал себе большое будущее. Придурок.
Заместителем Арсений пошел. А куда ему было деваться? Ни таких денег, ни такой должности никто другой ему бы не предложил.
И Егор не прогадал. В получении госзаказов тесть помогал, но по ним же отчитываться надо было. А на предприятии, кроме нескольких стариков-инженеров, настоящих специалистов не было, молодежь здесь не задерживалась. Молодежь искала нормальных денег.
Арсений тянул на себе все работы, а Егор хорошо ему платил. Честно платил, тут его совесть чиста.
Егор посмотрел на стоящий на столе хронометр – до конца рабочего дня еще два часа. Хронометр ему подарили шведы. Два года назад собирались начать совместные работы, да так и не собрались. Арсений тогда Егора торопил, а Егор терпеть не мог, когда на него давят. Не прав был, шведы нашли других компаньонов.
Замигал и зазвонил внутренний телефон. Егор посмотрел на индикатор – звонили из секретариата.
– Егор Викторович, – быстро заговорил женский голос. – Тут из полиции пришли. Насчет Аксиньи Таращенко. Пропустить?
– А что с Таращенко? – нахмурился Егор.
Для всех на предприятии Аксинья Таращенко была ему никем.
– Я не поняла. Они не сказали.
– Пропусти!
Для него самого Аксинья Таращенко в общем-то тоже была никем. Он ее даже любовницей не считал, хотя и приглашал в кабинет не только затем, чтобы поговорить о работе.
Полицейские к нему не зашли, а сам он интересоваться ими не стал. Только вечером, запирая кабинет, спросил у секретарш:
– Так что с Таращенко?
Секретарши, блондинка и брюнетка, тихо переговаривались, сидя за своими столами.
– Ужас, Егор Викторович, убили ее, – по-старушечьи покачала головой блондинка. Блондинку звали Олеся.
Егор заметил, что сжал в кулаке колючую связку, только когда ключи впились в руку едва не до крови.
– Застрелили где-то в лесопарке…
– Печально, – посочувствовал он. – Родственникам сообщили? У нее есть родственники?
Печальную весть родственникам сообщить удалось. Какие-то Аксиньины подружки смогли раздобыть их телефоны.
В подробности он вдаваться не стал.
Внизу, в холле, уже успели повесить некролог. Аксинья смотрела на него строгими глазами и казалась красивой. На самом деле она была не красивой, а бесцветной и незапоминающейся. А еще она была упорной и наглой и очень похожей на него самого в стремлении никогда не упускать своего шанса.
Если полицейские к нему придут, нужно сразу признать, что Таращенко была его любовницей. Отрицать это опасно.
Егор быстро пересек служебную стоянку, подошел к своей машине, постоял и медленно пошел к шлагбауму.
Ближайший ресторан находился в двух шагах. Здесь можно было встретить подчиненных, но сейчас на это ему было наплевать. К тому же подчиненным зарплата не позволяла часто посещать рестораны.
Он заказал водки и какой-то салат. К салату не притронулся, а водку выпил.
Хотел вызвать такси, но поступил по-другому. Набрал водителя, неизвестно для какой надобности числящегося на предприятии, и спросил:
– Ты не ушел еще? Отвези меня домой.