Счастливая уборщица приехала минут через сорок. Опять рассказывала, как хорошо ее приняли потенциальные родственники, Рада кивала, улыбалась.
Наконец девушка занялась уборкой, в ванной зашумела вода.
Рада подошла к окну. Сегодня черемуха не пахла, от этого сделалось еще тоскливее.
Двое полицейских в форме показались из-за кустов, решительно направились к подъезду. Затошнило. Рада прислонилась лбом к прохладному пластику окна.
Полицейские остановились около вышедшего им навстречу дворника, заговорили. Через минуту развернулись, исчезли за углом дома.
Тошнота не проходила, к ней добавился стук в висках.
Рада отошла от окна, прилегла на диван. Зашумел пылесос, прибавляя головной боли.
Рада поднялась, достала из сумки телефон, подержала в руках.
– Ты сегодня еще не на работе? – стараясь говорить весело, спросила Леру.
– Дома. Начальник работу прислал, а делать неохота.
– Может, погуляем? Погода хорошая.
– Давай, – обрадовалась подруга. – Начну нормально работать, опять месяцами видеться не будем.
Рада быстро переоделась, внимательно оглядела себя в зеркале. Она не красавица, но и некрасивой ее не назовешь. Лицо не совсем правильное, но в последнее время это стало казаться ее особой нестандартной красотой. Мужчины смотрят на нее с интересом, Рада не может этого не замечать.
Вчера в ресторане мужик за столиком напротив не сводил с нее глаз. Это даже подружки заметили.
Рада потянулась к туши для ресниц и отдернула руку. Ресницы у нее и без того черные, длинные.
Из некрасивого гадкого утенка вырос вполне приличный лебедь.
Черный лебедь, окутанный мрачным ореолом.
Красить губы Рада тоже не стала. Крикнула:
– Я ушла! – и спустилась к машине.
Сначала они с Лерой съели по мороженому, которое Рада купила по дороге. Потом подруга предложила пойти в парк. Рада не возражала.
Раньше они часто гуляли в старом парке, а в последние годы времени на это у обеих не было.
Лера свернула влево, в ту часть парка, которая казалась лесом. Неделю назад трава под деревьями только пробивалась, а сейчас лежала зеленым ковром. Странно, что Рада помнила пробивающуюся траву. Ей казалось, она не видит ничего и никого, кроме идущего впереди Егора.
– Милена интересовалась убийством в парке, – как можно равнодушнее сказала Рада. – Знаешь что-нибудь новенькое?
– Нет, – подруга покачала головой. – Как Милена Ивановна?
– Нормально. У нее много подписчиков.
– Знаю. Я смотрю ее ролики. Мне нравится.
– Мне тоже.
Навстречу прошла девушка. Она была в наушниках и пританцовывала в такт музыке.
– Мне не нравилась Аксинья, – заговорила Лера. – Убитую звали Аксинья.
Рада остановилась, прислушалась.
– Соловей.
Соловей щелкал, затихал, принимался щелкать и свистеть снова. А может быть, это был другой соловей, потому что птичье пение сопровождало их долго.
– Я ее терпеть не могла, а теперь мне кажется, что я перед ней виновата. Несмотря на то, что…
– Несмотря на что?
– Так…
Рада промолчала. И неожиданно почувствовала, что ненависть, которую она испытывала к убитой, никуда не исчезла. Ненависть осталась с Радой. И страх остался.
– Давай свернем, – предложила Лера и повернула направо. – Аксинью убили прямо там, впереди. Ее нашел соседский мальчик. Мальчишки и полицию вызвали. – Лера улыбнулась. – Парни переживают, что убийцу не увидели.
Рада приехала, чтобы узнать хоть что-то новое про убийство, а слушать это не было никаких сил.
– И неизвестно, расследуют убийство или нет.
– Расследуют, наверное, – удивилась Рада. Постаралась удивиться.
Лера пожала плечами.
– На работу полиция приходила только один раз. Я специально Сеню спрашивала. Правда, потом один полицейский Сене с моей подачи звонил, но Сеня с Аксиньей непосредственно не работал, ничего о ней не знает.
– Арсений может не знать, с кем полицейские разговаривают.
– Может, – согласилась Лера. – Но по дому полиция тоже прошлась только один раз. Это я точно знаю, все последние дни из квартиры почти не выходила.
– Кофе попьем? – предложила Рада, свернув к скрытым за кустами столикам.
– Кафешку открыли! – удивилась Лера. – А я и не знала.
Рада похолодела. Она тоже не должна была знать про недавно открытое кафе.
Заказали кофе, снова съели по мороженому.
– Вчера встречалась с девочками из консерватории, – рассказывала Рада. – Хорошо устроиться трудно, девчонки в музыкальной школе работают.
– Ты бы устроилась, – возразила Лера. – Ты очень талантливая.
– Была, – невесело засмеялась Рада.
Зазвонил телефон. Рада потянулась к лежавшей на соседнем стуле сумке, ответила на вызов с незнакомого номера.
– Рада, у Кати температура…
Воспитательница говорила быстро, а смысл сказанного Рада поняла не сразу.
Она еще утром обязана была заметить, что дочь больна. А она думала о своих проблемах, и ей было наплевать на собственного ребенка.
Лера вызвала такси, посадила Раду в машину. Раде хотелось, чтобы подруга поехала вместе с ней, но просить Леру об этом она не стала.
Арсений спустился вниз, когда здание уже должно было опустеть. Оно и опустело. В коридоре никого не было, в лифте тоже.
Охранник у входа читал потрепанную бумажную книгу. На мониторе компьютера перед ним виднелись пустые коридоры предприятия.
– Мне бы ключи от… – Арсений назвал номер комнаты.
Ключи наверняка были у Ирины, но она сегодня на работе не появилась, а просить ключи у кого-то другого не хотелось. Коллеги знали, что ему нечего делать в комнате Аксиньи Таращенко. Это могло вызвать ненужное любопытство.
Впрочем, никто из подчиненных не имел права интересоваться, зачем их начальник хочет попасть в любое помещение.
Арсений не был уверен, что охранник знает, какую должность он занимает. Охранники были пришлые, фирма имела договор с охранным предприятием.
– Сейчас, Арсений Палыч, – охранник, мужик примерно его возраста, отложил книгу, поднялся, открыл стойку с висящими на ней ключами от офисов.
Наверное, знать начальство входило в его служебные обязанности.
Курить в здании можно было только на лестницах, но там всегда толпился народ, и Арсений нередко спускался вниз, курил, стоя на крыльце. Иногда разговаривал с охранниками и знал, что мужики в основном приезжие, из глубинки. Арсений мужикам сочувствовал. Работа у них была не пыльная, но очень уж тупая. Он бы от такой работы через месяц впал в полную депрессию.