Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мовчан cтр.№ 132

Специалисты в общественных науках давно свыклись с мыслью, что история не знает сослагательного наклонения. Тем более ценна для экономиста ситуация, когда две страны стартуют с более-менее равных позиций, развиваются в схожих внешних условиях, но в итоге из-за разных моделей экономического поведения показывают совершенно разные результаты.

В этом смысле России повезло. Вот уже несколько лет наши левые экономисты уговаривают власти начать борьбу с надвигающимся кризисом с помощью традиционных левых приемов: масштабной эмиссии, капитального контроля, регулируемого курса валюты, ограничения цен и национализации. Спор между ними и правыми монетаристами мог бы так и остаться неразрешенным, особенно если добавить в него вездесущую идею «особого пути» России, если бы не наглядный пример страны, в которой левая политика победила монетаристов, предпринимателей, а заодно экономику и народ. Эта страна — Венесуэла.

У России с Венесуэлой на удивление много общих черт. Как и СССР, Венесуэла до 1980-х годов была серьезной силой в мире — сильнейшей экономикой региона. В 1960-е годы — страной с ВВП, практически равным ВВП Западной Германии, одной из пяти богатейших стран мира по ВВП на душу населения, с самой высокой средней зарплатой в Латинской Америке. Как и СССР, Венесуэлой руководили левые правительства, делавшие упор на государственные программы и социальное обеспечение. Как и в СССР, нефть имела решающее значение для экономики Венесуэлы.

С середины 1980-х годов (как и в СССР) вслед за падением цен на нефть экономическая ситуация в Венесуэле стремительно ухудшается, растет инфляция, падает ВВП. В 1989 году (чуть раньше, чем в России) в Венесуэле начинаются предписанные МВФ реформы, сходные с гайдаровскими: масштабная приватизация, драматическое падение курса боливара, балансировка бюджета. Отпущенные цены вызывают беспорядки, но реформы продолжаются — правда, половинчато и неэффективно. В 1992 году (за год до России) в Венесуэле происходит неудачная попытка левого военного переворота. Переворот проваливается, а его лидеры (как и в России) через 2 года выходят на свободу и готовятся к продолжению борьбы.

Венесуэльский 1998 год наступает в 1994-м — треть банков банкротятся, инфляция разгоняется и достигает 100 % в 1996 году. Именно тогда в городах появляются первые вертикальные трущобы — самозахваченные недостроенные высотки, результат позитивных ожиданий начала 1990-х. Подушевой ВВП в Венесуэле в 1998 году составляет 60 % от уровня 1978 года, за чертой бедности живут 66 % населения. В этот момент к власти приходит Уго Чавес, а с 2001 года растущие цены на нефть начинают стремительно увеличивать ВВП страны и доходы населения. К 2007 году количество граждан Венесуэлы, живущих за чертой бедности, уменьшается до 28 %.

Сходство с Россией очевидно, вплоть до неэкономических деталей — например, прихода к власти в 1999 году выходца из силовых структур, будущего бессменного лидера нации, пользующегося поддержкой большинства населения. Но с 2001 года начинается серьезное расхождение в методах экономического управления страной. В 2003 году, когда Россия последовательно отказывается от ограничений в сфере инвестиций и движения капитала, а регулирование цен даже не обсуждается, в Венесуэле устанавливают валютный контроль и ограничения на экспорт капитала.

Структура экономики России и Венесуэлы довольно схожа: обе страны получают большую часть дохода в бюджет от экспорта нефти, не диверсифицируют экономику, не развивают рыночные институты и малое предпринимательство, не формируют инновационных зон в экономике. Однако те элементы «нелиберальности», которые хоть и присутствуют в сегодняшней экономике России, но вслух не признаются и официально считаются недопустимыми (недобросовестная конкуренция, протекционизм, слабая защита прав инвесторов, наличие экономических агентов, стоящих выше закона, и так далее), в Венесуэле приобрели характер официальной политики. Если Россия регрессировала в феодализм, но активно поддерживала рыночные отношения, то Венесуэла, напротив, устремилась в социализм со всеми его характерными элементами.

Причина такого расхождения вряд ли может быть установлена однозначно. Наиболее вероятно, что Венесуэла просто начала с более низкого старта. Там был ниже средний уровень образования, отсутствует мощный инфраструктурный и оборонный комплекс, который в России кормил большое количество избирателей даже в 1990-е годы. У венесуэльцев было меньше активов и накоплений — например, им не досталась в наследство высокая обеспеченность населения жильем. Из-за этого в стране произошел коллапс системы легального владения имуществом. Invasores ^[94], захватывающие здания, стали противозаконной, но привычной частью жизни, пока правительство и проправительственные силы поступали примерно так же с частным бизнесом.

Левый курс принес с собой классические последствия. Попытки добиться социальной справедливости и повысить уровень жизни раз за разом приводили к противоположным результатам.

Ограничение свободного обращения валюты породило черный рынок и множественность курсов. Дефицит валюты для расчетов за импорт заставил иностранный бизнес резко сократить свою активность — вплоть до того, что иностранные авиакомпании прекратили полеты в Каракас.

Ограничение цен на товары привело к масштабной контрабанде в соседнюю Колумбию. Импортные и отечественные товары перепродавали за границей, получая до 300 % прибыли. Следствием стал нарастающий дефицит всех без исключения групп товаров.

Из-за того, что правительство установило предельный уровень прибыльности компаний и фактически изымало «сверхприбыли» в бюджет, в Венесуэле катастрофически упали инвестиции в развитие и поддержание производства, прежде всего в нефтяной отрасли. Добыча нефти в Венесуэле за 10 лет упала в 2 раза из-за недоинвестирования в разведку и разработку месторождений, сокращения рабочих и инженеров, постоянного вмешательства государства в управление PDVSA ^[95] и смежниками. Восстановить прежний и даже удерживать нынешний уровень добычи уже невозможно без огромных инвестиций и многолетнего ожидания — ни денег, ни времени у Венесуэлы нет.

Помимо левого курса, власти Венесуэлы совершили немало разовых, но чувствительных экономических ошибок. Большинство из них напоминают предложения российских левых экономистов, которые, к счастью, пока игнорируются. Яркий пример — перевод 80 % валютных резервов Венесуэлы из долларов в золото в момент наибольшей цены на золото на рынке. Идея «скорого краха доллара» привела к тому, что резервы Венесуэлы сократились на 40 % из-за последующего 40 %-ного падения цены золота.