Миф об утраченных воспоминаниях. Как вспомнить то, чего не было - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Лофтус, Кэтрин Кетчем cтр.№ 87

(Я помню, как посмотрела на эту фотографию – мне казалось, я вышла на ней неплохо, – и подумала: неужели я действительно кажусь «раненой»?)

Письмо оканчивалось упоминанием о том, что моя работа «опасным» образом скажется на законодательной системе, отбив у клиентов желание начинать судебные споры и внушив адвокатам, будто у них есть право решать, что окажет на пациента «терапевтический» эффект. По словам автора письма, «доктор Лофтус не заслуживает доверия и нельзя давать ей еще больше власти. Лучше продолжим прислушиваться к женщинам, психотерапевтам и мужчинам, которые достаточно контактируют с женской сущностью, чтобы высказываться против этого патриархального сумасшествия!».

* * *

Я хочу рассказать вам еще одну историю. Я не вправе раскрыть настоящее имя психотерапевта (назовем ее Барбарой), но я могу сказать, что это умная, умеющая стройно излагать свои мысли, сострадательная женщина. У меня нет никаких сомнений в том, что она глубоко и искренне заботится о своих пациентах и что, пытаясь убедить меня в реальности вытеснения и необходимости присоединиться к ней в борьбе против педофилов и насильников, она руководствовалась исключительно благими намерениями.

Барбара впервые позвонила мне в конце 1980-х и попросила помочь ей со статьей на тему механизмов извлечения вытесненных воспоминаний о сексуальном насилии, которую она писала для научного медицинского журнала. Ее беспокоил вопрос о том, как определить, был ли взрослый человек жертвой сексуального насилия, и она хотела поинтересоваться, подчиняются ли вытесненные воспоминания тем же правилам, что и обычные. «Быть может, вытесненные воспоминания более или, наоборот, менее чувствительны к искажающим эффектам информации, полученной после произошедшего события, чем осознанные воспоминания?» – спросила она.

«Ответ на этот вопрос полностью зависит от того, что именно вы понимаете под словом “вытеснение”, – ответила я. – Я полагаю, вы имеете в виду воспоминания о реальном событии, о котором человек долгое время не думал – хотя бы иногда. Если это так, тогда я предположила бы, что такие воспоминания должны быть особенно подвержены изменениям и искажениям».

В течение последующих двух или трех лет мы время от времени общались: два психолога – клинический и когнитивный, которые делились информацией и своими выводами по поводу механизмов извлечения воспоминаний. Затем, 31 августа 1992 года Барбара позвонила, чтобы пожаловаться на статью, которую она прочитала в утреннем выпуске газеты USA Today. Она зачитала мне заголовок и сопроводительную подпись:

СОМНЕНИЯ ПО ПОВОДУ ВЫТЕСНЕННЫХ ВОСПОМИНАНИЙ

– Я крайне обеспокоена тем, как подобные статьи повлияют на жертв инцеста, – сказала мне Барбара. – Людям, пережившим насилие, так трудно открыто говорить о своих болезненных воспоминаниях и рассказывать правду о пережитых в прошлом травмах. Они без конца сомневаются в собственных воспоминаниях и в собственном рассудке. Подобная информация, опубликованная в газете, которую читают миллионы людей, собьет их с толку и разрушит результаты многолетней продуктивной врачебной работы.

– Я разделяю ваше беспокойство, – ответила я. – Я не хочу усугублять разногласия по поводу этого сеющего распри вопроса, и меня чрезвычайно расстраивает мысль о том, что кто-то, действительно переживший насилие, из-за меня может снова почувствовать себя жертвой.

– Тогда, наверное, вам стоило бы что-то предпринять? – спросила Барбара. Ее голос зазвучал резко и напористо. – Учитывая вашу репутацию, складывается впечатление, будто эти преувеличенные и искаженные заявления доказывают, что вытесненных воспоминаний не существует, что ложные воспоминания – это норма, а терапию по восстановлению вытесненных воспоминаний практикует горстка некомпетентных фанатиков-шарлатанов. Вы коверкаете правду о хорошей, добротной врачебной методике. Вы упоминаете рассказы практикующих специалистов, которые, как вы выразились в одном из своих исследований, говорят пациентам: «Расскажите, что этот ублюдок с вами сделал», – но не учитываете высказывания опытных, компетентных психотерапевтов. Какое вы имеете право, будучи экспериментальным психологом, критиковать работу практикующих врачей?

Ее последний аргумент бил по больному. Один приятель-психотерапевт как-то раз сказал мне, что я крайне поверхностно информирована в вопросах, которые касаются клинической практики. Он добавил, что никогда не стал бы претендовать на роль эксперта в вопросах экспериментального изучения памяти, как и не счел бы себя достаточно квалифицированным, чтобы критиковать исследования, посвященные работе памяти. Так почему же тогда я, казалось, без особых колебаний позволяла себе делать необоснованные, пренебрежительные обобщенные высказывания в адрес психотерапии, вплоть до того, чтобы указывать врачам, как им следует работать?

«Безусловно, неопытный психотерапевт может сильно навредить своему пациенту, – продолжал он, – и точно так же большой вред способны причинить неопытные ученые, юристы, хирурги или инженеры. Но это оскорбительно – предполагать, что многие, если не большинство психотерапевтов, действуют по наитию и используют топорные методы суггестии. То, что описываете вы, – это шарж на психотерапию, саркастическая пародия, и в результате вы искажаете и преуменьшаете правду о реально существующем сексуальном насилии, таким образом увеличивая вероятность того, что пережившие его люди будут и дальше страдать от недоверия со стороны скептически настроенного общества».

– Меня беспокоит то, как ваша работа повлияет на людей, действительно переживших насилие, – тем временем говорила Барбара.

– Меня тоже это беспокоит, – ответила я. – Что мы можем сделать?

– Продолжать диалог, – сказала она.

* * *

Два месяца спустя Барбара прилетела в Сиэтл, чтобы «просто поговорить». Мы провели весь день за рассуждениями о том, что лабораторные эксперименты могут рассказать нам о реальных жизненных случаях, находили вопросы, по которым наши мнения совпадали, и пытались объяснить друг другу, что мы обе очень хотим помочь жертвам насилия. В тот вечер мы вместе поужинали и поделились историями из собственной жизни. Я рассказала Барбаре о смерти матери и о долгой, мучительной борьбе моего отца с меланомой.

Барбара с пониманием отнеслась к моему горю. Она поделилась собственными рассказами о карьерных неудачах, проблемах в отношениях, о своих разочарованиях и мечтах. И конечно же, мы обсудили спор о вытесненных воспоминаниях. Я объяснила, как меня ранит любая критика, даже самые бессмысленные нападки. Я рассказала ей о психотерапевте, который принялся писать обо мне гнусные письма и отсылать их практически в каждую психотерапевтическую организацию на Западном побережье. Коллега, который входит в совет одной из таких организаций, послал мне копию одного из писем и приложил к нему записку от себя: «Похоже, этот тип думает, что моральных принципов у вас – как у гусеницы, плавающей в стакане с пивом». Я посмеялась, но меня задел этот комментарий.