— Я сейчас в больнице… — прохрипел Шарабан.
Или все-таки Фролов?.. Вертун вспомнил про Лота, который вел машину. Надо бы ему слово дать, но как сказать Шарабану, чтобы он передал ему рацию?
Долбаный Фролов! Из-за него сломана челюсть, из-за него он не может говорить! Вертун зло сжал зубы, и острая боль прострелила голову от горла до макушки.
Он хотел запустить рацию в стену, но вспомнил, что техника стоит денег, и передумал. Бросил трубку на диван, сел, обжал пальцами челюсть.
— Олег Богданович, у вас проблемы? — спросил лопоухий Тиша.
Вертун возмущенно глянул на пацана. Сейчас у него проблемы начнутся, если не заткнется.
— Может, вы это, перекусить хотите? — Тиша сжал руку в кулак, поднял большой палец, выставил мизинец и поднес палец ко рту, как будто это была трубочка.
Сначала Вертун вспомнил про пистолет, который находился у него в кобуре под мышкой, только затем подумал, что мясное пюре — не так уж и плохо. Была и трубочка, через которую он приловчился всасывать это варево.
Вертун с угрозой взглянул на Тишу. Смешно пацану, но ничего, он ему это припомнит. Смеется тот, кто смеется последним. Выставил парня за дверь, налил в кружку пюре, взял трубочку. Попробовал — вроде ничего. Но чего-то не хватало. Ну, конечно, коньяка бы еще, его ведь тоже можно было пить через трубочку. К тому же коньяк обладал анестезирующим свойством, а больной без лекарств как рыба без воды.
Коньяк действительно обладал целебным эффектом, сначала ушла боль, затем улеглись тревоги. Закончилась одна бутылка, Вертун открыл другую.
Глаза сами собой стали закрываться…
А проснулся он оттого, что кто-то легонько тряс его за плечи. Над ним нависал… Егор Фролов. Вертун кивнул, глядя на него. Это хорошо, что привидения существуют, значит, вечная жизнь все-таки есть.
— Ну, вот и все, мистер кусок дерьма! — пристально смотрел ему прямо в глаза Егор.
Он бесплотный, ему совсем не трудно влезть в самую душу… Или не бесплотный?
Вертун вскочил как ужаленный. Фролов настоящий! И пистолет в его руке самый что ни на есть материальный!
— Спокойно! — произнес он. — Мы же договорились, я уезжаю, и дело с концом.
Вертун кивнул. Да, пусть Фролов уезжает, он обещает не трогать его.
— Челюсть болит? — спросил Егор и ударил кулаком точно в подбородок. — Ну что, больно?
— Больно.
— Застрелись, чтобы не мучиться.
— Идиот?!
— Тогда я помогу… — Егор зашел сзади, схватил Вертуна за волосы и, приставив пистолет к голове, процедил: — Запоминай, расскажешь на том свете. Сначала ты по пьяни застрелил своих бандитов, а затем застрелился сам. Вдруг там поверят, что у тебя совесть есть…
— Не надо!
— Извини, но твоих ублюдков я уже воскресить не могу. И тебя тоже… На старт!.. — Егор взвел курок. — Внимание!..
— Сто тысяч долларов!
Курок встал на место.
— У тебя всего три минуты.
— Деньги в банке…
И снова у самого уха щелкнул курок.
— А банка в сейфе!
— В банковском?
Вертун и хотел бы сказать, что да. Но курок так и остался взведенным, это значило, что Фролов будет стрелять. Если его не обнадежить.
— Здесь у меня сейф! В подвале!
— Пойдем.
Вертун облегченно вздохнул. Не хотелось расставаться с деньгами, зато он выиграл время. Может, пока суд да дело, подоспеют его люди. Может, врет Фролов, что всех на тот свет отправил.
Они спустились в подвал, раскидали поленницу, за которой прятался сейф. А на помощь так никто и не пришел.
Вертун с тоской глянул на сейф. Система серьезная, с кодовым замком, далеко не каждый «медвежатник» справится. И все равно ненадежно. Надо было сейф на сигнализацию ставить. Да и сам дом окружать видеонаблюдением, ставить вооруженную охрану, чтобы мышь не проскочила. Зажал деньги на безопасность, и вот итог…
Но ничего, сейчас он откупится, а потом заново все начнет. И людей новых найдет, и систему безопасности организует, надо будет, милицию сменит… И с Фроловым, конечно же, разберется.
Он вскрыл сейф и застонал, не в силах совладать с эмоциями. Шестьсот восемьдесят тысяч долларов — стопочка к стопочке.
— Сто тысяч! Мы договорились!
— А это что?
Рядом с деньгами лежала красная тетрадка, в которую Вертун заносил движение товара от леса к оптовым закупщикам. Их было несколько, и все люди серьезные, надежные. С ними он и горя не знал. А в тетрадке — их имена, фамилии, телефоны.
— Почерк у тебя каллиграфический… — пролистнув тетрадку, заметил Фролов. — А в голове — курица лапой.
Он мог забрать все, что было в сейфе, но уговор дороже денег. А разве нет?
— Сто тысяч! — умоляюще смотрел на Егора Вертун.
— А почему ты про Танюшку не спрашиваешь?
— А-а… Танюшка… Ей тоже возьми… Тысячу… На компьютер… Она любит… Мы с ней в компьютер играли…
— А потом ты приказал ее убить.
— Да не-ет… Это Шарабан… Он всегда все сам…
— У него автомат был. И он мог Танюшку… — Глаза у Фролова заслезились. — По твоему приказу.
— Это не я!
Фролов приставил пистолет к голове, Вертуну показалось, что край ствола врезался ему в череп.
— Что ты делаешь?!
— Извини, но такая падаль, как ты, не должна жить.
— Сто двадцать тысяч!
Вертун поднял цену за свою жизнь, но Фролов лишь усмехнулся. Палец на спусковом крючке пришел в движение. Вертун понял, что кино закончилось навсегда…
Глава 4
За окном дождь, капли барабанят по жестянке подоконника. Осень. А в квартире тепло, комфортно, ярко горит свет. Но зима. А хотелось бы весны — жаркой, взрывной, так, чтобы душа как сирень расцветала.
Есть, конечно, возможность поднять настроение, но в баре пусто. Дела у Родиона идут лучше некуда, он запросто мог забить квартиру ящиками с джином, ромом, скотчем. Но с недавних пор в доме свирепствует «сухой закон».
Наташа вздохнула, пошла на кухню, сварила себе тройной кофе. И сигаретку себе позволила. Давно уже позволяет. С тех пор, как ее жестоко изнасиловал Магриб…
Она жила с Родионом, даже думала, что любит его. Проклятый Магриб ее похитил, а Егор Фролов спас и вернул Родиону. Который его и предал. Наташа вовремя узнала, что Егору угрожает опасность, предупредила его, ушла от Родиона вместе с ним. Но все равно они оказались в бандитском плену. Егора должны были убить, и Наташа по своей воле отдалась Магрибу. Но тот все равно отдал приказ убить Фролова… И с чего ей взбрело в голову, что она его предала? Заклеймила себя, вернулась к Родиону, чтобы наказать его своим грязным телом и подлой душой. А он ее не выгнал…