Лилайн прав, откуда ей было знать, какой бывает любовь? Она любила Торвальда, но иначе. Светло, обреченно и самоотверженно, зная, что придет время — и ее возлюбленный принц отдаст руку и сердце другой, она же, храмовый страж, его щит и меч, может лишь надеяться остаться с ним рядом, хранить и беречь его. Да еще, может быть, на краденые осколки счастья, если Торвальд пожелает оставить ее любовницей. И она заранее смирялась с этим, убедив себя, что такова ее судьба. Судьба стража, чей долг превыше всего.
Но Лилайн и Алестар, каждый по-своему, изменили ее, заставили посмотреть иначе и на мир, и на себя, вытащили ее душу из плотного кокона самоотречения, который еще немного — и вместо надежного убежища стал бы могилой ее сердца. Лилайн помог ей поверить, что она желанна, достойна уважения и любви. Алестар стал ее бедой и проклятием, но его любовь оказалась тем лезвием, что окончательно вспороло этот тщательно сплетенный душой Джиад кокон, ранив ее больно, но не смертельно — и освободив.
И теперь плотина рухнула окончательно, так что Джиад захлебывалась в потоке никогда не испытываемых ею чувств и ощущений. Лилайн прав, откуда ей знать, как любить, выбирать и ревновать, если никогда не приходилась делать этого, да еще и одновременно! Как же слепа она была, убеждая себя, что обижается на Алестара лишь как на короля. Упорно пряталась в новую раковину долга и холодности, прикрываясь расследованием, желанием найти заговорщиков и помочь иреназе — да чем угодно, лишь бы скрыть от себя самой, что действительно чувствует.
О нет, это было настоящим! И долг, и сочувствие к обителям моря, и дружба с ними… Но с Алестаром все оказалось иначе. И теперь, больше не в силах себе лгать, отбросив остатки иллюзии, окончательно разрушенной словами Лилайна, она не знала, что делать, только понимала, что ее мир окончательно изменился, как и она сама, и уже никогда не станет таким, как раньше. Джиад по-прежнему доверяла Лилайну и любила его, но как верного друга и надежного соратника. Делить с ним постель она не могла, даже зная, что между ней и Алестаром не будет ничего. Все равно, что предать себя и оскорбить Лилайна с Алестаром — обоих разом. Глупо, больно и безнадежно… Ловушка, из которой Джиад не видела выхода.
— Прости… — выдавила она, чувствуя, как Лилайн бережно гладит ее по волосам. — Прости меня…
— Чш-ш-ш… — услышала она тихий ровный голос алахасца. — Ну что ты, сердце мое… Я ведь давно сказал, что никогда не стану тебя держать. Насильно мил не будешь, верно?
— Лил… У нас ведь… все было хорошо, — давясь горьким комом в горле, проговорила Джиад.
— Да, — уронил Каррас. — Было. — А потом добавил, осторожно, словно размачивал присохший к ране бинт, вместо того чтобы оторвать его рывком: — Джи, решай сама. Уплывешь со мной — буду тебе просто другом. Как раньше, помнишь? Ничего не потребую, ни о чем не напомню. А вздумаешь остаться — тоже твое дело. Хвостатый только счастлив будет. Но ты сама неужели хочешь этого? Снова стать сторожевым псом? И запасной постелью, когда законная жена прискучит?
— Нет, — мертво прошептала Джиад. — Не останусь. Не смогу.
И поняла, что это правда. Она готова была понять, что Торвальду придется жениться. Готова была мириться с положением любовницы. Ревновать Лилайна ей вообще в голову никогда не приходило! Но стоило подумать, чтобы остаться при Алестаре… кем? Одной из наложниц, если уж говорить правду. Привилегированной, пользующейся доверием, с титулом и положением — Алестар точно не лишит ее этого — но всего лишь наложницей… И все внутри так яростно противилось, что Джиад готова была уплыть из дворца иреназе, как зверь, пойманный в капкан, уползает, перегрызя собственную лапу.
Она не хотела видеть Алестара с кем-то другим. Да, по-прежнему желала ему счастья, причем искренне! Но ее новое сердце, яростно и одновременно болезненно нежное, словно покрывавшие его раны только-только затянулись тонкой чувствительной кожицей, не соглашалось жертвовать собой, своей гордостью и честью ради чужого удобства.
Алестар же… Он никогда не выберет ее. Джиад сама все сделала для этого, упорно отказываясь от малейшей попытки сближения, не позволяя даже тени надежды. Она сделала свой выбор давным-давно и теперь должна была принять его последствия. И хотя бы в этом остаться стражем, для которого долг превыше чувств. Она ничего не скажет Алестару — нечего рвать ему душу. Рыжему и так нелегко. А она… справится как-нибудь. Оказывается, обретать крылья — это очень больно.
Лилайн все так же ласково гладил ее по голове, обнимая, прижимая к себе, и не было в этом ничего от жажды плоти, так что Джиад приникла к нему, ощущая, как медленно уходит мерзкая дрожь, тело расслабляется, а душу охватывает благодарное спокойствие с тонким горьким привкусом печали.
* * *
— Джи… Джиад…
Она вынырнула из теплого сонного забытья мгновенно, как и подобает стражу, полностью проснувшаяся, готовая бежать, сражаться, защищать — все сразу! Расслабилась, сообразив, что ее всего лишь зовет Лилайн. И тут же насторожилась снова, потому что голос алахасца был подозрительно настойчив и мешался с каким-то странным пронзительным звуком.
Откинув покрывало, Джиад приподнялась над постелью и поняла, что это верещит в клетке Жи, кидаясь на прутья и пытаясь проломиться сквозь них.
— Что это с ним? — спросила Джиад растерянно. — Заболел, что ли?
— Может, вчерашним крабом объелся? — предположил Каррас. — Лошади или собаке я бы хоть пузо пощупал, а что с рыбой делать? Да и зубищи там…
Джиад торопливо оделась, негромко помянув медленное течение, которое за ночь отнесло ее одежду к самым дверям, и вещи прилипли к небольшим отверстиям в полу, куда уходила вода. Дернула за рычаг вызова прислуги, но никто не появился. Жи сменил верещанье на странное громкое повизгивание и шарахнулся при ее приближении, но тут же выплыл из клетки и ткнулся носом в руки Джиад. А в дверь послышался громкий торопливый стук и чей-то голос позвал:
— Каи-на! Каи-на, откройте!
Лилайн с очень спокойным, прямо-таки безмятежным лицом уже застегивал пояс. Джиад молча взяла со стола один из парных «каршамцев», оставив второй ему, и, держа длинный кинжал в руке, подплыла к двери. Голос показался ей знакомым, это был один из гвардейцев, сменяющихся на посту возле ее покоев. Хотя это, разумеется, мало что значило.
Осторожно открыв дверь, она глянула на бледного, но старающегося сохранять хладнокровие молодого иреназе.
— Каи-на Джиад! — выпалил тот с облегчением. — На дворец напали! Я должен вас проводить в безопасное место. Вас и вашего гостя!
— И где это безопасное место? — поинтересовалась Джиад, чувствуя, как сзади подплыл Лилайн. — А главное, кто напал?
— Вы разве не слышите? — проговорил гвардеец, на глазах бледнея. — Стены дрожат… Они плывут. Вокруг уже полно этих тварей… Но если успеем, я вас спрячу. А потом вернется король. Может быть, кто-то выживет… Быстрее, каи-на, прошу! Я должен вас спрятать.
— Успокойся! — резко приказала Джиад. — Кто плывет?