— На несколько веков отвернуться нельзя. Обязательно повалят, испачкают и либо сломают, либо потеряют. Чтоб на место поставили, ясно? И монетки верните!
Спрыгнув и пройдя по песку Арены легкой походкой, словно не замечая сопротивления воды, Жи остановилось между тронами, снова повернулось к своему камню и провозгласило:
— Триста лет я терпело это безобразие! Хватит уже! Кровь была пролита, круг замкнулся, колесо времени повернулось. Время забыть старые обиды Земли и Моря. Внимайте, смертные!
Оно немного помолчало в полной тишине. Джиад показалось, что все затаили дыхание, а лица богинь были столь неподвижны и бесстрастны, что никто не мог бы сказать, слышат ли они.
— Триста лет назад, — начало Жи звонким, но холодно серьезным голосом, никак не вяжущимся с мальчишеским обликом, — Мать Море и Мать Земля заключили спор, чьи дети умеют любить сильнее. Любовь — это сила, что порождает жизнь, и потому меня призвали этот спор судить. Никто не стал слушать мои предупреждения, что любовь нельзя измерить, взвесить и учесть. Проигравшая сестра должна была признать победительницу сильнейшей и уступить ей на триста лет благосклонность Отца Небо. За триста лет на суше или в воде от этого союза родились бы новые формы растений и животных, а разумные создания получили бы преимущество… Фигурками для игры были выбраны двое смертных, равных по силе духа и с горячим сердцем, способным к истинной любви. Ираэль, дочь Моря, и Эравальд, сын Земли. Тот из них, кто любил сильнее, должен был покинуть родную стихию, оставить дом, родных, свой народ, за который они отвечали, и уйти к любимому существу, принеся великую жертву. Эти двое встретились, полюбили друг друга, как было предназначено, и сделали выбор. Ираэль оставила ради Эравальда все, чем дорожила, и сбежала к нему, принеся в приданое осколок Сердца Моря, украденный, чтобы сделать возлюбленного великим королем. Эравальд же поклялся, что никогда не забудет ее жертвы и станет вечно любить дочь моря и ценить ее дар.
Помолчав, Жи вздохнуло и пожало плечами, искоса глянуло на застывших на троне богинь и продолжило:
— Мать Море должна была выиграть. Ведь это ее дитя доказало свою любовь большей жертвой. Но вмешались люди, дети Матери Земли. Они обвинили Ираэль в измене, и Эравальд, поверив им, разгневался на возлюбленную и лишил свободы. Рожденного от нее ребенка, имеющего человеческое обличье, он забрал и решил воспитывать как своего наследника, а хвостатого малыша оставил при матери. Иреназе разгневались, узнав об этом, и Великая Волна обрушилась на Аусдранг. Ираэль к тому времени погибла от горя, иреназе забрали свою кровь, не зная о втором ребенке, да и что бы они стали делать с ним, не способным жить в море? А великие сестры-богини поссорились из-за жестокости и лукавства смертных, ибо каждая говорила, что виновата вторая. Мать Земля — в поступке своих детей, погубивших Ираэль, а Мать Море — в том, что иреназе отомстили во много крат страшнее. И на триста лет между Землей и Морем воцарился раздор, никто не насладился плодами победы, а я… Я, между прочим, тоже не получило того, что мне обещали, — с неожиданной обидой заявило Жи. — Потому что от союза Ираэли и Эравальда должны были родиться… Впрочем, неважно. Главное, что не родились!
Оно поковыряло босой ногой песок Арены, с интересом проследило за взметнувшимся мутным облачком и почесало нос. А потом сказало с удивительной простотой:
— И вот кончились триста лет, вместо времени благоденствия ставшие временем раздора. Должна была состояться новая игра, это решили еще в начале первой, но из-за того, как все закончилось, линии сместились, кто-то не родился, кто-то не вовремя погиб или просто не встретился. На трон всходили не те, кто должен был, а предназначенные для этого прозябали в безвестности. Предатели требовали верности, бессердечные — любви, ничтожные — власти, а безумцы крутили колесо событий. И когда пришел миг выбора, у Скалы Завета тоже повстречались не те, кому выпала эта судьба. С иреназе, потомком Ираэли, еще хоть как-то сложилось, но в воду за перстнем Аусдрангов прыгнула не принцесса из рода Эравальда, что должна была искупить вину своего предка и доказать, что люди тоже умеют любить. Вместо нее там оказалась жрица воинского бога из далекого южного храма. Ну и пошло-поплыло-полетело…
Оно опять поковыряло песок ногой, и тут прозвучал холодный злой голос Алестара, приподнявшегося из рук Джиад:
— Значит, все это время в нас играли? Делали ставки, как на Гонках, смотрели, кто придет первым, хлестали бедами вместо лоура? Ну и как? Интересно, кто же выиграл?!
— Ты дерзок, дитя, — разомкнулись губы на бесстрастном лице Матери Море, и гулкий низкий голос прокатился по Арене. — Игра, о которой ты говоришь с таким гневом, должна была восстановить справедливость.
— Чью справедливость? — так же зло поинтересовался Алестар. — Или это мы с Джиад предали и убили Ираэль? Я даже Торвальда не могу в этом обвинить! Он получил по заслугам, но за свои прегрешения, а не за то, что сотворил его предок! Вы устроили все это… С перстнем, с Сердцем Моря, с нами… Ради чего?! Чтобы выяснить, кому триста лет считаться сильнейшей? Это не вернет ни Ираэль, ни тех, кто погиб из-за нее! Я считал богов мудрыми! Я чтил Мать Море и уважал Мать Землю, думая, что они справедливы и милостивы к своим детям. А был не ребенком, но игрушкой?!
— Алестар… — тихо сказала Джиад, опасаясь гнева богов, однако рыжий, бросив на нее взгляд, продолжил еще яростнее:
— Почему вы присвоили себе право решать за нас? Потому что вы боги и нас создали? Тогда зачем дали свободу воли? Играли бы в беспомощных кукол, как дети! А если мы наделены волей, разумом и душой, если можем жить, как сами захотим, тогда почему мы все еще камни на вашей доске для игр?!
Он замер и замолчал в тишине, еще более оглушительной, чем прежде, и с горькой безнадежностью закончил:
— Я любил и чтил вас, прародителей, давших нам жизнь. Но не могу молчать и не спрашивать, за что вы так с нами поступаете?
Джиад показалось, что прошла маленькая, сжатая в несколько вдохов вечность, а потом Мать Море снова заговорила, и голос ее был величественным, как волны, рушащиеся с высоты на камни, однако гораздо мягче:
— Разве ты жалеешь о том, что произошло? Рука богов бывает тяжела, но чем плоха твоя участь? Ты волен избрать любую дорогу, какую пожелаешь. Если выберешь рассудком, твоей избранной станет любая из принцесс иреназе. Если же твое сердце тянется к рожденной на земле — спроси ее. Недавно она клялась всем богам и самой себе, что если ты выживешь, она исполнит любое твое желание.
Джиад подняла голову, чувствуя, что все взгляды обращены на нее. Мать Море и Мать Земля смотрели благожелательно, в их глазах, вечных, нечеловеческих, Джиад почудилась тень сочувствия. Жи… глядело бесстрастно и будто выжидающе. Иреназе и Лилайн тоже смотрели. Но тот единственный, чей взгляд она сейчас хотела бы увидеть, сидел на песке рядом с ней и отвечал ровно и спокойно, роняя каждое слово, как милосердный удар, добивающий смертельно раненого:
— Ничего вы, боги, не понимаете в любви. Я не хочу судить ни Ираэль, ни Эравальда. Но я не позову Джиад остаться в море, потому что здесь она не будет счастлива. Всей моей любви не хватит, чтобы заменить ей солнце, воздух, небо над головой, огонь и земную еду, людей… да все, к чему она привыкла! А если я потребую, чтобы она бросила свою жизнь ради меня, какая же это будет любовь? Я хочу, чтобы она была счастлива! Счастлива, понимаете?! И свободна…