Свет мой ясный  - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 49

У Алены подогнулись колени. Да, он здесь. Совсем рядом, стоит и смотрит на… на них с Катюшкою? На Фрица? На нее одну? Странно… она так старательно гнала от себя всякие мысли о потерянном счастье, что даже и подумать боялась, что Аржанов окажется на балу. И вот пожалуйста!

Все мужчины были в алонжевых ^[72] париках, и пышные локоны некоторых даже достигали талии. Аржанов, как обычно, был без парика, только напудрен, и то совсем слегка, верно, чтобы не испачкать синего бархатного кафтана, отделанного узким кружевом, плетенным из золотых и серебряных нитей. На поясе висело какое-то странное украшение, напоминающее звено цепи. Алена не разглядела, потому что бросила на Аржанова только один взгляд – и тотчас опустила глаза. А он все смотрел и смотрел на нее. Какой пристальный, внимательный, ничего не упускающий взор! Только что Алена чувствовала себя не хуже других, только что могла гордиться и впечатлением, которое произвела на великолепного Меншикова, и завистливыми взглядами, которыми озирали ее разодетые дамы, – и вдруг ощутила себя той же ободранной солдатской шлюхою, в образе которой она предстала перед Аржановым совсем недавно… Той самой шлюхой, с которой он позабавился в каком-то ночном овраге да и отшвырнул от себя брезгливо.

Она резко отвернулась, желая одного на свете – оказаться отсюда подальше, желательно за тридевять земель, – и едва не наступила на ногу улыбчивому хозяину.

– Принужден просить вас о милости, – изящно поклонился Меншиков, играя синими глазами. – Государь прислал сказать, что задерживается, однако велел открывать бал без него. Помнится, я оставил за собою англез… Это, конечно, не церемониальный танец, однако, покуда государя нет, можно и пренебречь церемониями. Нынче бал откроется англезом. Не окажете ли честь, прекрасная дама?

Он протянул руку, Алена безотчетно подала свою… И музыка сыграла уже несколько тактов, прежде чем Алена осознала, что она танцует. И не просто танцует, а в первой паре, открывая бал! Танцует с государевым фаворитом, князем Меншиковым!

Тем самым, который когда-то сказал ей: «Прости, сестра…»

Может, она и умерла бы на месте от страха, да, перехватив огненный взор Катюшки, вспомнила, что сейчас главное – не опозориться и не сбиться с ноги.

В первый – в первый!!! – раз в жизни она танцевала не под Катюшкино тоненькое или Фрицево басистое «тра-ля-ля-ля», а под настоящую музыку. На настоящем балу. В настоящем бальном зале. В настоящем – да еще каком! – бальном платье. С настоящим кавалером… Нет, кавалер по-прежнему казался ей не настоящим: с этим его игривым, откровенно раздевающим взглядом, с ослепительной улыбкою, со смелыми речами.

Когда Александр Данилыч хотел, он мог быть важным сановником или грозным генералом, не менее грозным, чем даже сам государь, но стоило дать волю веселью – и он мгновенно становился тем обольстительным Алексашкою, перед которым не могла устоять ни одна дворовая девка, ни одна купеческая, а потом и дворянская дочка – или, скажем, взятая из-под солдатской телеги полонянка, хм-хм…

– Как же это случилось, что я вас прежде никогда не видел? – спросил Александр Данилыч, пожимая Алене пальчики и красиво поводя плечами.

Она присела перед ним, как того требовала фигура, поймала жгучий взор, устремленный в глубины своего декольте, – и вдруг словно бес в нее вселился! Собственный страх, лютая тоска, вечное уныние сделались вдруг невыносимы. Невыносимы стали остерегающие взоры Катюшки, которая танцевала с Фрицем неподалеку, а сама так и ела Алену глазами. Невыносимо это ледяное, замкнутое лицо Аржанова, подпиравшего колонну и безотрывно глядевшего… на Меншикова. Почему, спрашивается? Да как угодно! Алена сердито отмахнулась от всего этого разом: и от неузнающего, нелюбящего Аржанова, и от назойливой Катюшкиной заботливости, и от себя самой, трясущейся от страха, чего-то ждущей: удачи, неудачи, любви, ненависти… Невыносимо захотелось хоть на несколько мгновений самой, как ей хочется, поиграть с той, которая вечно навязывала свои правила игры, – с судьбой. И, чувствуя себя так, будто прыгает с высокого берега в реку, Алена посмотрела прямо в глаза своего кавалера:

– О нет, сударь, вы ошибаетесь. Мы с вами уже встречались однажды.

– Только не говорите, что я вас не заметил! – взмолился Александр Данилыч.

– Не скажу! – повела бровями Алена. – Потому что вы меня очень даже заметили.

– Очень даже? – шутливо испугался хозяин. – Очень – это как? Я держал вас за руку? А может быть, даже целовал эту прелестную ручку? Или, Господи помилуй, не только ручку?! Нет, такого я в жизни бы не забыл!

– Не держали, не целовали, не забыли! – тихо засмеялась Алена, кружась вокруг своего кавалера и оборачиваясь на него через плечо. Какой лукавый танец англез! – Мы с вами просто разговаривали. То есть вы разговаривали и смотрели на меня… сверху вниз.

– Не прощу себе этого! – ужаснулся Меншиков. – Готов всю жизнь смотреть на вас снизу вверх, вот как сейчас! – И он упал на одно колено, ибо того требовала фигура.

– Надо думать, я упустил свое счастие, потому что был несусветно пьян, – продолжил он, приподнимаясь и вновь идя рядом с Аленою в лад музыке. – Но я хотя бы догадался сказать, что вы – обворожительная красавица? И что я в вас истинно влюблен?

– Нет, сударь, – ласково покачала головой Алена. – Сего промеж нас сказано не было…

– Дурак! – комически воздел руки Меншиков, и от удивления следующая за ним пара спутала фигуру.

– Но вы… – продолжила Алена, улыбаясь ему, как улыбалась бы отцу или любимому брату… Ну, как дорогому другу Лёнечке, что ли! – Но вы сделали больше. Вы пытались меня спасти… Вы хотели помочь, а когда сие не удалось, вы назвали меня сестрой.

Александр Данилыч встал столбом, смешав весь танец.

– Это надо же, до чего ты, Алексашка, допился!.. Вовсе память отшибло! – пробормотал он со священным ужасом – и в то же мгновение от дверей закричали, что прибыл государь.

Он появился – такой высокий, что Алене почудилось, будто головой своей царь касался потолка. Потом, через малое время, она поняла, что у страха глаза велики. Покинутая своим кавалером, который тотчас забыл обо всем на свете, кроме появления монарха, она забилась в один из дальних уголков и отсюда робко всматривалась в шевеленье разноцветных людских волн вокруг высоченной фигуры в парадном голубом гродетуровом ^[73] кафтане с серебряным шитьем. Петр, по обыкновению своему, явился без парика, и свет играл на его вороных кудрях. Сверкали глаза из-под грозных бровей, однако маленький рот смеялся, и голос не был грозным, когда царь скороговоркою поприветствовал гостей и замахал на желавших по-старинному приложиться к ручке. Двое или трое старых князей, опьяненных близостью столь высокой особы и вовсе одуревших, желали непременно пасть в ножки; их оттащили, пока государь, не терпевший дедовского благочестия, не заметил и не разгневался.