Дневник Дейзи Доули - читать онлайн книгу. Автор: Анна Пастернак cтр.№ 31

Джулиус обошел меня по дуге, описав полукруг, а я в шутку приподняла свитер, дав ему полюбоваться на мой животик (чего уж там, отнюдь не идеальный). Джулиус сощурился, и мы одновременно рассмеялись. В это мгновение я ощутила с ним настоящее родство душ. И еще в этот самый миг я чувствовала, что моя соперница, Алиса, повержена, потому что в отличие от нее у меня есть крупное преимущество — я умею забавлять и смешить Джулиуса. Он посмотрел на меня с нежностью и поманил к дверям.

— Пойдем, а то тут невыносимо душно. Прежде чем познакомить тебя с бабушкой, хочу показать тебе кое-что еще.

Словно желая направить мое движение, Джулиус положил руку мне на поясницу, и я почувствовала, что таю под его ладонью, — и не то что не отстранилась, а, наоборот, сделала движение к нему.

— Хочешь, скажу одну из причин, по которой меня в детстве чаровали бабочки? — спросил он. — Так вот, потому что бабочки — хрупкие, но умеют выживать. У них практически отсутствует родительский инстинкт в отношении потомства. — Джулиус смерил меня взглядом. — Если не считать того, что они выбирают надежное и безопасное место для кладки яиц.

У меня вдруг выступили слезы на глазах, и я быстро смахнула их с ресниц.

Джулиус провел меня на второй этаж, мимо целого ряда дверей. Некоторые комнаты стояли нараспашку, и я мельком успела заметить элегантные спальни — с кроватями под атласными покрывалами, с пышными шелковыми одеялами, с ночными столиками, на которых красовался неизменный набор: старомодная жестяная коробочка песочного печенья, хрустальный кувшин с водой и хрустальный же стакан. Дом наполняла роскошь, лишенная показушности и вульгарности, старые деньги сочетались здесь с безупречным вкусом. Джулиус ввел меня в свою комнату, сел на постель и жестом пригласил меня сесть рядом. Он сидел так близко, что на меня пахнуло его одеколоном. Чтобы проникнуться бесценным моментом, я прикрыла глаза и вдруг почувствовала, что Джулиус вкладывает мне в руку какой-то маленький округлый предмет. Я открыла глаза и увидела ярко-голубое яйцо Фаберже.

— Господи, это просто невероятно! — ахнула я.

— Открой его, — предложил Джулиус, накрыв своими пальцами мои, дрожащие. Сердце у меня колотилось так громко, что я подумала — как бы Джулиус не услышал. Я нажала на кнопочку сбоку, верхняя половинка яйца откинулась, и моим глазам предстала усыпанная драгоценными камнями бабочка. Я в жизни не видела такой драгоценности, ничего подобного — даже отдаленно. Свет, падавший из окна, играл разноцветными искорками в сапфирах, рубинах и изумрудах.

Я рассматривала яйцо и бабочку, в немом восторге изучая изумительно тонкую работу ювелира. Надо же, как искусно сделано! Потом я бережно закрыла яйцо и положила на ночной столик. Джулиус откинулся на подушки, я легла рядом, и он взял меня за руку.

— А ты знаешь историю яиц Фаберже? — спросил он.

— Знаю только, что они из России, — ответила я.

— Именно. В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году император Александр Третий заказал первое пасхальное яйцо для своей супруги, императрицы Марии Федоровны. Оттуда и пошла традиция, которую прервала лишь революция. Прелесть яйца в сюрпризе, в элементе неожиданности, ведь внутри подарок. — Джулиус пожал мою руку.

— А что было внутри самого первого яйца? — заинтересовалась я.

— Крошечная золотая курица с рубиновыми глазками. Скорлупа была из золота, а эмаль — белая. Каждое яйцо требовало примерно года работы, и в его оформлении должно было отражаться какое-нибудь значительное событие прошедшего года. В общем итоге дом Фаберже изготовил для русского царствующего дома пятьдесят яиц.

— Это яйцо тоже было сделано для царя?

— Нет. Когда яйца вошли в моду, их стали заказывать Фаберже и другие состоятельные русские. Мой отец купил это яйцо в Нью-Йорке у какого-то антиквара в начале шестидесятых. — Джулиус помолчал. — И подарил матери на мое рождение.

Я повернулась на бок, чтобы заглянуть Джулиусу в глаза.

— И поэтому она оставила его тебе?

Джулиус тоже повернулся, и теперь его дыхание щекотало мне лицо. Но мы не соприкасались. Мы лежали так близко, что я видела упавшую ресничку у него на щеке.

— Думаю, можно предположить, что она оставила его мне, — медленно произнес Джулиус, — вместо прощальной записки. Перед самоубийством. — То, как он произнес последнее слово, заставило меня вздрогнуть. — Около моей постели она оставила это яйцо, а моему брату Пирсу — записку.

Он пристально смотрел мне в глаза, ожидая правильной реакции. Момент был критический, я понимала, что действовать нужно очень деликатно, иначе я все испорчу. Одно малейшее движение в неверном направлении — и я спугну Джулиуса, как охотник — оленя, молниеносно исчезающего в лесной чаще.

— Что ж, она выбрала надежное место для кладки, — мягко сказала я. Мне показалось, или на лице Джулиуса мелькнул намек на улыбку?

— Но записки она мне не оставила… — как бы про себя повторил Джулиус, точно сообщая мне о себе самую интимную подробность, какую только можно открыть.

— Джулиус, — сказала я, — ей не было необходимости это делать. И так все яснее ясного.

Он заключил меня в объятия и зарылся лицом в мою шею. Потом глубоко вздохнул, это был вздох, полный облегчения и сожаления.

— Иногда мы решаем похоронить желание, которое кажется нам невыполнимым, — неловко начала я, — решаем, потому что не в силах вынести боль. Но тут есть одна опасность: рискуешь забыть, каково это — испытывать желание, и если ты больше его никогда не ощутишь, то потеряешь часть себя.

Джулиус посмотрел мне прямо в глаза. Он все понял. Он понял, что на самом деле я говорила: «Ты достоин своего желания. Не бойся. Выбери меня». Я ждала его согласия или хотя бы поцелуя, но, как всегда, получилось, что я со своей пылкостью зашла слишком далеко — и слишком быстро. Джулиус отстранился и сказал:

— Пойдем, а то к ланчу опоздаем.

Весь ленч я пребывала в каком-то странном состоянии, будто время от времени моя душа отделялась от тела. Я слышала, как Джулиус о чем-то беседует с бабушкой, но слов не понимала и принять в разговоре участия не могла. Вместо этого я смотрела на них как бы сквозь призму своего отчаяния. Все понятно. Джулиус водил меня в оранжерею смотреть бабочек и читал о них лекцию нарочно: таким образом он аллегорически объяснил, почему не может дать отставку своей Алисе и жениться на мне. У него есть работа, есть это тайное хобби, и ему хватает. Так ему спокойнее. А от любви одно беспокойство. Вот что он хотел мне сказать.

Я смотрела на его бабушку Грейс, на ее точеное лицо с высокими скулами, на седые локоны, на бриллианты, вздрагивавшие у нее на шее, и отчаянно ей завидовала. Не только ее хрупкой красоте (я заметила по-старчески вздутые вены у нее на руках и еще то, что кольца слишком свободно болтаются на ее похудевших пальцах), но ее самообладанию. В Грейс была какая-то внутренняя уравновешенность, полное приятие существующего порядка вещей, точно она очень рано поняла, что не стоит истощать запас сил, пытаясь плыть по течению. Она слушала внука, и ее голубые глаза лучились теплотой. Было ясно, что она нежно любит Джулиуса. Интересно, ее не удивило, что Джулиус привез меня, а не Алису? Поняла ли она, в чем дело? Под ее светским шармом таилось какое-то уверенное знание. Но какое? Что она имела в виду, когда после ланча, выслушивая мои благодарности, слегка потрепала меня по руке? Может, она внушала мне, чтобы я оставила ее внука в покое? Но как я могла отступиться, сдаться, да еще в разгар битвы за счастье? Вот так вот взять и просто отказаться от Джулиуса? Немыслимо.