Дневник Дейзи Доули - читать онлайн книгу. Автор: Анна Пастернак cтр.№ 13

Поначалу я не давала этим мыслям хода. Я просто не могла сознаться самой себе, что оказалась такой недалекой и близорукой дурой. Я напоминала самой себе капризную девочку, которая выклянчила Барби на день рождения, но, едва получив ее и начав расчесывать кукольные волосы, поняла, что на самом деле хотела плюшевого мишку. Точнее, страстно жаждала плюшевого мишку.

Мы сидели в креслах горнолыжного подъемника в Колорадо, было Рождество, и стороннему наблюдателю мы, конечно, показались бы идиллической парочкой. Небеса сияли синевой, от вида снежных вершин у меня захватывало дух. То есть я буквально не могла дышать. Вот она я, рядом с мужчиной, которому три дня назад поклялась в любви перед толпой в четыреста человек, и я задыхаюсь рядом с ним. Причем совершенно не от любви.

Я посмотрела на Джейми. На нем была шерстяная шапка вроде колпака Санта-Клауса, с длинным концом, обмотанным вокруг шеи в качестве шарфа. Джейми болтал ногами и, соответственно, лыжами. Он переложил лыжные палки в левую руку (в толстой спортивной перчатке), а правой постучал меня по плечу.

— Ну как ты, старушка? — поинтересовался он.

Мне удалось выдавить на лице улыбку. Никто бы не подумал, что я плачу во время медового месяца, потому что на подъемнике сильный ветер и вполне нормально, что у меня слезятся глаза. Да, во всем виноват ветер. Но на самом деле я прекрасно знала, что во всем виновата моя непроходимая тупость. Я хотела чувствовать себя счастливой, Господи, да я бы в тот момент отдала все на свете, лишь бы чувствовать себя как полагается новобрачной, но никаких таких радужных чувств у меня не было — даже и близко.

Тем не менее мы старательно изображали из себя типичных английских молодоженов. Оказавшись на фоне заснеженных вершин или перед живописным шале, Джейми тут же совал фотоаппарат первому встречному и просил: «Вас не затруднит нас щелкнуть?» Затем он обнимал меня, как подобает заботливому мужу, — предполагалось, что я буду чувствовать себя надежно и уютно в его крепких объятиях. «Пожалуйста, щелкните нас с женушкой!»

Мы улыбались в объектив застывшими улыбками, но внутри у меня все ныло. Больше всего на свете мне хотелось гордиться Джейми. Правда же! Мне хотелось ощущать все то, что полагается ощущать новобрачной: восторг, упоение, гордость за мужа. Мне хотелось смотреть в будущее с надеждой, и чтобы оно казалось радужным и от этого кружилась голова. Мне хотелось трогательно сжать его руку под наплывом чувств (честно скажу, сквозь толстенные перчатки это сложновато) и вложить в это пожатие всю душу, все чувства.

Как я могла признаться Джейми, что ошиблась в выборе, если у меня не хватало духу признаться в этом самой себе? А может, в глубине души он все понимал? Может, мы оба сразу же почувствовали, что ошиблись и не подходим друг другу? А вдруг Джейми тогда тоже изнывал от одиночества. Смешно звучит — изнывать от одиночества в медовый месяц, то есть именно тогда, когда молодожены должны ощущать себя единым целым, бесконечно далеким от остального мира.

Вот в этом-то и была загвоздка: я не чувствовала себя единым целым с Джейми. Я вообще не ощущала, что у меня есть хоть что-то общее с этим мужчиной, который бодро барахтается в снегу, кидается в меня снежками и пытается изображать хитрые выкрутасы на горных лыжах. Нет, я не видела в нем своей второй половинки. Тем более — лучшей.

И как я могла быть такой дурой? Ведь мы поженились, будучи знакомы уже целый год, и я прекрасно знала, что самовыражается он, напяливая дурацкие рубашки в цветочек и не менее дурацкие молодежные шапочки, и считает, что это нормально, а раскрыться эмоционально и не думает. Я знала, что, надевая идиотскую лыжную шапку с черепом, он хочет сказать всему миру и мне: «Смотрите, какой я классный, прикольный и остроумный, просто зашибись». Я уже понимала, что Джейми не тот, кто мне нужен. И наоборот. Что мы никогда не будем выглядеть идеальной элегантной парой: ну, знаете, такой, как на рекламе духов, муж в шикарном кашемировом пальто, под которым не менее шикарные шмотки от Армани. Джейми недоставало шика. Я предложила ему купить на Рождество пиджак, но он вместо этого выбрал алую спортивную куртку с капюшоном, флисовую, толстую — как мальчишка, честное слово! Понятно, что при виде нас прохожие вовсе не думали «какая потрясающая пара», они пытались понять, зачем взрослая симпатичная женщина идет под руку с Красной Шапочкой баскетбольного роста.

Возможно, если бы я не лелеяла свое горе, не переживала свою ошибку, не жаждала сделать Джейми тем, кем он определенно не был, я смогла бы оценить его юмор. Или, по крайней мере, попыталась бы найти что-то симпатичное в парне под сорок, который преспокойно разгуливает на публике в зеленой спортивной фуфайке, на которой вышит Шрек или лягушонок Кермит. Нет, поймите меня правильно, я прекрасно разбиралась в том, почему этот выпендреж принят у выпускников частных школ — у них свой особый одежный код. Наряжаясь в якобы богемные пиджаки в «огурец» или бархатные лиловые костюмы, они давали всем окружающим понять: мы, мол, занимаем такое определенное и высокое положение, что можем позволить себе плевать на манеру одеваться, потому что нам нет необходимости доказывать, что мы принадлежим к определенной прослойке. Если ты из Хорошей Семьи, то можешь себе позволить пойти в кино или в магазин в вышитых восточных туфлях без задников — да хоть золотых и с помпонами на загнутых носках!

Несмотря на то, как выглядел и держался Джейми (а он больше всего напоминал персонаж рождественской пантомимы с ряжеными), все, кто нас окружал в Колорадо, свято верили, что мы идеальные молодожены и у нас все замечательно. Ведь все и всегда верят, что молодожены просто обязаны быть счастливы, потому что иначе и быть не может! Почему все и всегда смотрят на молодоженов сквозь романтический флер, с легкой завистью: ах, какие молодые, красивые и как они любят друг друга, просто наглядеться не могут. И никто не увидел, что гладкая картинка нашего счастья уже пошла трещинами — от боли.

* * *

Месяца два спустя после того, как я вернулась из свадебного путешествия, ко мне зашел в гости Майлс, один из моих давних однокашников по университету. Майлс тогда жил и работал в Гонконге, стал банкиром, успел неприлично разбогатеть и приехал домой, так сказать, на побывку. Майлс нравился мне давно — уже лет двадцать, с тех пор, как я впервые увидела его, когда он, подвыпивший, с галстуком за ухом, шатаясь, пересекал университетский дворик. Это было на студенческом балу. Меня не смутило и не оттолкнуло даже то, что чуть позже Майлса стошнило в фонтан, а потом он взасос целовался с какой-то шлюховатой девицей в платье типа «тюбик», из которого, кстати, все время вываливалась одна из грудей. Майлс, сын биржевого брокера, был наделен особым обаянием, смесью мужского и мальчишеского; длинные ноги, растрепанные волосы, загорелое лицо — загар он обычно зарабатывал на занятиях яхтенным спортом или виндсерфингом. Он так и излучал обаяние. Он, можно сказать, потел обаянием. Майлс принадлежал к той породе мужчин, которые сохраняют привлекательность с юных лет и до победного конца, а может, еще и дольше (если в похоронном бюро попадется хорошенькая сотрудница), оставаясь симпатичными и по-хорошему смешными и обаятельными. Такие мужчины знают о своих чарах и всегда, до самого последнего готовы ухаживать за женщинами и пользуются у них успехом. Поскольку я была твердо уверена, что у меня притягательности не больше, чем у сушеной змеи, то мне и в голову не приходило, что я могу понравиться Майлсу. Нет, я уже тогда усвоила, что мне нужно идти другим путем. Мне нужно дружить с такими мальчиками, смеяться их шуткам, и тогда, если симпатичные парни и не потащат меня в койку, по крайней мере, я буду с ними общаться.