Софья Палеолог - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Матасова cтр.№ 59

Во времена Софьи Палеолог Русское государство, рождавшееся из хаотичного мира уделов, нуждалось в новых ориентирах, а быстро крепнущая великокняжеская власть — в новых символах. Важнейшим инструментом, посредством которого правитель выражал свою «политическую программу», в Средневековье были общественные здания. Давно замечено влияние памятников зодчества на настроение и сознание людей. В Средние века и эпоху Возрождения главное место среди городских сооружений занимал кафедральный собор. В то время «элемент религиозного напряжения… активно присутствует в высокой политике». На Руси центром любого города издревле была соборная площадь, на которую стекались люди не только до и после совместных молитв, но и по случаю разнообразных светских событий, большое значение для горожан имела и крепость, от мощи которой подчас зависела их жизнь. Правитель, воздвигший крепкие стены, воспринимался добрым защитником своей земли и своего народа.

Эпоха Ивана III ознаменована масштабным строительством. Какова роль в этом его жены-гречанки?

Одним из самых распространенных мифов о Софье является утверждение о том, что именно по ее совету Иван III пригласил из Италии мастеров для перестройки кремлевских соборов, стен и дворца. Однако ни один русский источник XV века не свидетельствует об этом. Все инициативы, касающиеся изменения архитектурного облика Москвы, летописцы связывали с именами великого князя, митрополита и самих мастеров. Примечательно, что последние приезжали в первую очередь из Милана и Венеции — городов, в которых Софья, насколько можно судить по сохранившимся данным, никогда не бывала. Мастеров, о которых доподлинно известно, что они прибыли в Москву из Рима, очень немного.

И всё же некоторые поздние источники представляют привлечение в Россию мастеров как одну из важнейших заслуг Софьи. Так, Житие Кассиана Учемского, составленное в XVII веке, сообщает, что с Софьей на Русь прибыло «благородных много боляр (бояр. — Т. М.) же и князей и воевод силных и панов и гетманов и детей боярских и множество людей и много священоиноков и инокин и всяких хитроков (умельцев. — Т. М.) и многих мастеров множество». Эти строки были написаны в Кассиановой пустыни, где сохранялась живая, переходящая из уст в уста память о событиях, так или иначе связанных с ее основателем. Однако несколько разных событий — приезд Софьи со свитой и прибытие иноземных умельцев — соединены здесь в одно. Подобные ситуации очень характерны для «устной» истории.

Утверждения о том, что приезд на Русь архитекторов неразрывно связан с Софьей, вошли как нечто очевидное в труды классиков исторической науки, а оттуда — во многие научные, научно-популярные и учебные работы об Иване III и его времени. В чем причина живучести этого мифа?

Думается, что в данном случае авторы известий раннего Нового времени, а вслед за ними и исследователи оказались в плену распространенной логической ошибки, емко выраженной в латинской фразе post hoc ergo propter hoc — «после этого значит вследствие этого». Не подлежит сомнению, что Софья и ее свита произвели сильное впечатление на русских современников. И это впечатление — каким бы оно ни было! — стало отправной точкой в рассуждениях об эпохе: во многих отношениях она разделилась на «до Софьи» и «после». Сыграло роль и то, что сами мастера-иноземцы видели в великой княгине важную политическую фигуру. Для итальянских архитекторов, инженеров, литейщиков и ювелиров Софья была европейской государыней; именно она связывала неведомую Русь и известный им итальянский мир. Архитекторы вошли в круг приближенных Софьи, сойдясь с ней и с ее греками на почве общего — итальянского — языка и, конечно, тоски по солнечному югу… Эту мнимую связь с Софьей новых явлений в архитектуре и почувствовали люди XVII века.

Что же касается «советов» Софьи Ивану III о благоукрашении Кремля, то здесь исследователю надо быть особенно осторожным. Конечно, ни один русский источник XV века не зафиксировал содержания личных бесед Ивана III с супругой. Отсутствие данных дает простор воображению… Но первые несколько лет великому князю и его супруге сложно было говорить на сколько-нибудь отвлеченные темы без переводчика. Позже их личные разговоры, конечно, выходили далеко за рамки домашних вопросов. Иван III мог делиться с женой переживаниями, связанными с тяжестью бремени власти. Софья же «печаловалась» мужу о своих греках, рассказывала о детстве и юности и делилась сокровенными впечатлениями. Она наверняка живописала красоту дворцов и храмов Италии, в которых ей доводилось бывать, отмечая контраст с невзрачной московской обстановкой. Быть может, она прямо говорила о том, что хотела бы видеть в Москве нечто подобное. Но она была не первой, кто мог рассказать об этом в Москве: сведения о лучшей в Европе тех лет итальянской архитектуре были в распоряжении Ивана III и его приближенных задолго до 1472 года.

Многие памятники итальянского зодчества описаны в «Хождении во Флоренцию» и «Заметке о Риме» — текстах, созданных на основании впечатлений представителей русской делегации на Ферраро-Флорентийском церковном соборе. В этих произведениях (и предшествовавших им устных рассказах) итальянская архитектура предстает в самом выигрышном свете. Русские посланники, посетившие Рим в 1472 году, также могли поведать о высоком уровне развития строительных технологий в «земле Фряжской» (как тогда называли Италию русские люди). Так что рассказы Софьи ложились на подготовленную почву.

Разговоры о перестройке Кремля были весьма актуальны для московского государя уже в 1460-е годы. Белокаменный кремль времен Дмитрия Донского к тому времени обветшал, и Иван III не мог этого не видеть. В 1462 году тщанием В. Д. Ермолина были поновлены белокаменные стены от Свибловой башни до Боровицких ворот. На Фроловской башне была освящена построенная Ермолиным Афанасьевская церковь с приделом в честь великомученика Пантелеймона. Давно замечено, что и без Софьи «не у одного Ивана III было желание изменить все эти старые порядки, столь не соответствовавшие новому положению московского государя». Для великого князя новые кремлевские стены и дворец были вопросом не только эстетики, а в первую очередь безопасности и престижа.

Словом, роль Софьи Палеолог в деле перестройки Московского кремля не стоит преувеличивать. И все же в этой книге рассказ об итальянских архитекторах в России будет нелишним: по наблюдению знатока русского Средневековья и богослова протоиерея Георгия Флоровского, брак Ивана III с Софьей «привел… к сближению Московии с итальянской современностью». Именно Софья с ее греками — вольно или невольно — воспринималась и самими мастерами, и тем более их русскими современниками проводником в Москву архитектурных традиций Возрождения и вообще ренессансной культуры.

В последние десятилетия XV века «фряжские» (итальянские) мастера, а вместе с ними и купцы, и сокольники, и прочие искатели приключений буквально наводнили Москву. Источники содержат немало конкретных имен. Среди них ювелиры Трифон из Котора, Джироламо Фалькон из Венеции, «Христофор с двема ученикы от Рима» и «Карл съ ученикомъ изъ Медиолана», которые, возможно, были причастны к изготовлению печати 1497 года и ковчежцев для привезенных Софьей реликвий. Документы называют также купца Демьяна Фрязина, пушечных мастеров Петра и Павлина Фрязина Дебоссиса, литейщика Бернардино да Боргоманеро, сокольников Бьянко и Таддео, монетчика Александра и многих других. Известен даже «каплан белых чернцев Аугустинова закона Иван Спаситель (то есть человек по имени Джованни Сальваторе. — Т. М.), арганный игрец», прибывший в Москву в 1490 году. Последний не занимался католической пропагандой и, скорее всего, даже не привез с собой орган. Напротив, на Руси он перешел в православие и женился, за что был пожалован селом. Потомки «арганного игреца» носили фамилию Спасителевы. Сегодня земля их имения — Спасителево — находится на территории музея-заповедника Горки Ленинские, к юго-востоку от Москвы. Знал ли «вождь мирового пролетариата» о том, на чьей земле жил?