Саймон пришел домой необычайно поздно, проведя весь день на фабрике «Консолидейтид локомоутив». От него сильно пахло угольным дымом, разогретым металлом и машинным маслом, а одежду можно было смело выбрасывать.
— Чем это ты занимался? — воскликнула Аннабел, удивленная и встревоженная его видом.
— Гулял по литейной, — пояснил Саймон, сбрасывая жилет и сорочку прямо на пороге спальни.
— Ну да, сразу видно, что гулял! А по-моему, работал! Взгляни на эти ужасные пятна! Выглядишь так, словно пытался собрать локомотив в одиночку.
— В какой-то момент понадобились лишние руки, — вздохнул Саймон, обнажая мускулистую грудь. Похоже, настроение у него было превосходным. Как всякий очень сильный человек, Саймон не возражал против физической работы, особенно когда при этом подвергался некоторому риску.
Аннабел, хмурясь, вышла, чтобы приготовить мужу ванну, а когда вернулась, застала его в одном белье. На ноге красовался огромный синяк, на запястье краснел след от ожога.
— Да ты еще и искалечен! — окончательно расстроилась она. — Что случилось?
Саймон, не ожидавший сочувствия, на секунду растерялся, особенно когда она бросилась к нему.
— Ничего страшного, — успокоил он, сжав ее запястье.
Но Аннабел оттолкнула его руку и опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть синяк.
— Это еще отчего? — допытывалась она, обводя пальцем безобразно расплывшееся пятно. — Ушибся в литейной, так? Саймон Хант, я требую, чтобы ты держался подальше от этого места! Все эти печи, бойлеры, краны, резервуары… или что там еще? В следующий раз тебя либо раздавят, либо ошпарят, либо нашпигуют металлом…
— Аннабел… — пробормотал Саймон и, едва сдерживая смех, нагнулся, подхватил ее под локти и поднял. — Не могу говорить, когда ты стоишь передо мной на коленях. Во всяком случае, никаких связных мыслей в голову не приходит. Просто не в силах выражаться связно, когда… — Он осекся. Темные глаза странно блеснули. — Ты… ты… неужели ты расстроена?
— Как любая жена, когда ее муж является домой в таком состоянии!
Саймон слегка сжал ее шею.
— Ты слишком бурно реагируешь на синяк и легкий ожог, не находишь?
Аннабел скорчила зверскую гримасу:
— Сначала расскажи, что случилось, а потому уж я решу, как реагировать!
— Четыре человека длинными щипцами пытались вытащить металлический слиток из печи и отнести под пресс. Но слиток оказался тяжелее, чем ожидалось, и, когда стало ясно, что они вот-вот уронят чертову штуку, я схватил еще одни щипцы и бросился на помощь.
— Но почему этого же не мог сделать один из рабочих?
— Я оказался ближе всех к печи, — беспечно пояснил он, пытаясь свести все случившееся к шутке. — Я обзавелся синяком, когда ударился ногой о станину пресса, прежде чем мы смогли уложить слиток. А обжегся, когда кто-то задел мою руку щипцами. Ничего страшного. На мне все заживает в два счета.
— О, и только? — деланно удивилась она. — Ты всего-навсего поднял сотни фунтов раскаленного чугуна, будучи при этом в одной сорочке и брюках, так чего тут беспокоиться?
Саймон нежно коснулся губами ее щеки.
— Не стоит волноваться из-за меня.
— Но кто-то же должен позаботиться о тебе, — пробормотала Аннабел, жадно впитывая запах его тела.
Его близость волновала ее. Природа создала Саймона сильным и мужественным. Но и он не вечен. И неуязвимым его не назовешь. Он всего лишь человек, и внезапное осознание того, насколько важна для нее стала его безопасность, терзало и мучило. Увернувшись, Аннабел отправилась проверить, набралась ли в ванну вода, и на ходу бросила: — Ты пахнешь паровозом!
— Ну да, с особенно длинной дымовой трубой, — хмыкнул он, идя следом.
Аннабел презрительно фыркнула:
— Если пытаешься рассмешить меня, не трудись. Я в бешенстве.
— Но почему? — пробормотал Саймон, схватив ее за талию и целуя в шею. — Из-за синяков? Поверь, все твои любимые части тела в полном порядке и прекрасно действуют.
Но Аннабел гордо выпрямилась, не желая смириться.
— Мне абсолютно все равно, даже нырни ты с головой в ковш с жидким металлом, если ты так глуп, что входишь в литейную без защитного комбинезона и…
— Адский суп, — бросил Саймон, касаясь губами ее пробора и нежно гладя грудь.
— Что? — переспросила Аннабел, уверенная, что он изобрел какое-то новое ругательство.
— Адский суп… так называют жидкий чугун.
Он продолжал жадно мять ее грудь, стиснутую тугим корсетом.
— Господи, что это у тебя под платьем?!
— Новая модель корсета.
Модный предмет туалета, привезенный из Нью-Йорка, был сильно накрахмален и держался на косточках, что придавало ему еще больше жесткости.
— Мне он не нравится. Я не могу добраться до твоих грудей, да и не чувствую их вообще.
— А ты и не должен ничего чувствовать, — с преувеличенным терпением заявила Аннабел, закатывая глаза, когда он чуть сильнее сжат тугие холмики. — Саймон… твоя ванна…
— Какой только идиот, спрашивается, изобрел проклятые корсеты? — мрачно вопросил он, отпуская ее.
— Англичанин, разумеется.
— Вполне возможно, — кивнул он, следя, как она закрывает краны.
— Модистка рассказывала, что корсеты когда-то были поясами, носимыми в знак покорности.
— Интересно, с чего это ты вдруг решила носить знак покорности?
— Потому что все носят, а если я вдруг откажусь, моя талия будет казаться толстой, как у коровы.
— О женщина, имя тебе — тщеславие, — усмехнулся Саймон, сбрасывая белье на изразцовый пол.
— Полагаю, мужчины носят галстуки в целях избыточного удобства? — медовым голоском осведомилась Аннабел, наблюдая, как муж садится в ванну.
— Я ношу галстук, потому что иначе люди посчитают меня еще большим дикарем, чем сейчас.
Осторожно опустившись в ванну, не рассчитанную на его размеры, Саймон блаженно вздохнул. Аннабел встала сзади, погладила его по голове и пробормотала:
— Ничего они не понимают. Нет, не бери губку, я помогу тебе.
Намыливая мужа, она невольно любовалась его сильным телом. Руки медленно скользили по буграм мышц и гладкой коже. Саймон, не скрывая чувственного удовольствия, изучал ее из-под полуприкрытых век. Его сердце забилось сильнее, а плоть дерзко восстала.
Тишина в комнате прерывалась только шумом воды и их громким дыханием.
Аннабел медленно провела пальцами по пене, покрывавшей его грудь, вспоминая, как он ласкал ее на широкой постели, накрыв своим телом.
— Саймон, — прошептала она.