Струны черной души - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Михайлова cтр.№ 38

По делу взрыва машины Сергеева задержали работника автосервиса, откуда Игорь утром забрал машину. Ею занимался новый служащий Петр Кузьмин.

Теперь уже не Сережа, а официальное следствие отслеживало его контакты, звонки и возможные связи с группой подбора персонала агентства Сергеева.

Они по всем камерам наблюдения убедились в том, что Игорь не имел возможности подложить взрывчатку лично, не обнаружили в течение предшествующих дней фактов его встреч с кем-то, кто мог бы быть изготовителем или продавцом бомбы. Но они допускали, что это сделал работник по его заказу. Или не только по его.

Дело в том, что с Тамарой Сотниковой, на которую вышла группа поиска, встречалась в офисе жена Игоря, Эльвира Сергеева.

Я так и чувствовала, что этой подлой идеей — втереться в доверие к моей дочери, чтобы получать информацию, — руководила женщина.

Жестокое чудовище, готовое ради чужих денег проникнуть в душу чужого ребенка, растравить ее боль и раны, использовать все для подготовки убийства. Убить.

— Прошу вас не делать выводов до следствия, — сказал мне Земцов. — Мы еще не выслушали объяснений ни Сотниковой, ни Эльвиры Сергеевой. С последней встретиться не так легко. Уважаемый человек, дочь известного дипломата.

— Что должно произойти, чтобы вам стало легче получать о ней или от нее информацию? Неужели ее приступ откровенности и раскаяния?

— Не нужно сарказма и поспешности, — ответил он спокойно. — Контакт с Сотниковой — это уже косвенная улика сговора. Только сговора! Если Эльвира знакома с Кузьминым — это совсем другая история. Дело в том, что ее машину обслуживают на другом сервисе. Да, мы должны получить подтверждение или опровержение контакта без нее. Независимо от статуса приличного человека.

Я не спешила.

Я просто хотела знать, возможен ли какой-то результат у этого возвращения к прошлым преступлениям после того, как все следы смыты, все улики уничтожены, самые важные свидетельства скорее всего изъяты из протоколов.

Я не могу знать, что там было, но даже без Сергея поняла бы, что из материалов убрали все, что могло бы посеять сомнения в моей вине. Плюс фальсификация времени и фактов. Тогда мне все это было безразлично. Мне казалось, это мое шоу, они играют под музыку моего признания.

Я была уже неделю дома. Отходила от потрясения и боли, приходила в себя. Возвращалась к себе.

Когда заставила себя включить компьютер, отправила Игорю заявление о расторжении нашего договора.

Решилась погулять по соцсетям.

Чета Сергеевых — это не психопатка Павлова, которую знает от силы десяток человек. И даже не Сотникова, фамилию которой узнали после ее ареста социально не безразличные люди.

Имя таким, как Сотникова, — легион.

Сергеевы — элита, даже без кавычек, с какими в наше время чаще всего употребляют это слово.

Дело Игоря — политический пиар — сделало его брендом не только имен, но и качеств продвигаемых политиков.

Эти качества — как знамена: порядочность, искренность, бескорыстное служение. Они слились с образом самого Игоря. В каком-то смысле Игорю удалось стать исключением в своем деле, на нем точно нет клейма продажности. Плюс его личная аура обаятельного и светского человека.

Жена дочь дипломата, дитя привилегированного круга, — из тех, кто вне подозрений, как жена Цезаря. Вряд ли могла быть утечка следствия по моему делу, но сама история со взрывом, с пострадавшей женщиной на заднем сиденье известного, женатого человека не могла не вызвать слухов и предположений.

И я нашла это в обсуждениях происшествия.

В комментариях писали, что Игоря с тех пор никто не видел, на работе его нет. И о себе прочитала неизвестно откуда взятые сведения.

Маргарита Соколовская отсидела за убийство мужа.

Сергеев взял ее на работу не просто так. Они любовники. А когда приличный человек приближается к криминалу, то надо быть готовым к таким происшествиям.

И тут же реакция скептика: «Сама она, что ли, себя взорвала, чтобы замазать «приличного» человека в криминале? Его вроде тоже зацепило. А если следствию замахнуться на его еще более приличную жену? Когда взрывают любовницу, ищи ревнивую жену».

Я бежала из этой клоаки с полным ощущением, будто меня облепили дегтем.

Это табу — читать поток сознания наших исключительно «добрых» людей, когда их праздное и исключительно ядовитое внимание касается тебя.

И на самом деле это такая ерунда — пустые обывательские сплетни вокруг криминального поворота в любовном треугольнике.

Такая невинная чушь по сравнению с тем грозным обвинением, какое, по сути, выдвинула большому кругу известных людей я. Они все даже пока не в состоянии такое себе представить.

Истребление моей семьи ради наследства. Убийства с целью грабежа. Замысел длиною в годы, который неотвратимо воплощается в жизнь. То есть в нашу смерть.

Вот тут и стало страшно.

Если я не права? Если Сергей пошел по ложному пути? Если мы следствие пустили по неверной дорожке оговора? Если дело действительно всего лишь в ревнивой бабе, а все остальное — дикие совпадения…

Какой же грех на душу я согласилась принять, поставила под ним подпись.

Кто-то взорвал только меня, а мы готовы взорвать больше, чем тела. Полетят репутации, добрые имена, судьбы. Даже если они все будут оправданы в результате, сомнения останутся навсегда. Люди влиятельные: многие скажут, что их отмазали.

Сомнения — это слабость.

Это цепи на ногах, это тяжесть на сердце и паника в душе. Впору сожалеть об убежище под названием ненависть. Там ясная позиция и верные цели. Ты идешь, как хищник, лишь на запах крови, который оставляют твои главные враги.

Когда ненависть — смысл жизни, не важно, сколь велико количество жертв, принесенных во имя победы. Разве неотвратимый поиск убийц моих близких, тех, кто покушался на моего отца и меня, не оправдывает чью-то нечаянно пострадавшую репутацию? Разве это вообще сопоставимо — жестоко уничтоженные жизни родных людей и потревоженные болотца чужого покоя?

Знаете, как бывает после тяжелой болезни, во время заживления видимых, страшных, уродовавших ран?

Никому не пожелаю, но со мной это бывало не раз.

Я сбросила халат в ванной, смотрю на свое отражение в зеркале. Так же я смотрела на себя в тюремной больничке после того, как меня топтала ногами половина барака.

Я робко и с надеждой узнаю себя.

Моя кожа исцеляется, как от живой воды в сказке. Она вновь становится фирменным знаком двух Маргарит, разделенных целым веком. Глаза ярче и светлее. Губы вспоминают улыбку. Груди напряглись от того, что солнце вдруг согрело кровь, бедра порозовели, как от предчувствия любви.