— Здравствуйте, Машенька! — скупо, но приветливо улыбнувшись, Никифор Львович сделал несколько шагов ей навстречу, в то время как Керубино легкой тенью исчез за дверью. — Я очень рад, что вы все-таки решили приехать. Простите, что не додумался сразу прислать Керубино к самому вашему дому. Присаживайтесь! — Он пододвинул ей стул.
— Не стоило беспокоиться. — Маша села на предложенный стул. — Кстати, а почему его прозвали Керубино? Это ведь, если не ошибаюсь, персонаж из «Женитьбы Фигаро»? И по-моему, совершенно не тот типаж…
— Не знаю, — мужчина сел напротив Маши. — Это прозвище прилепилось к нему так давно, что, наверное, он и сам уже не помнит, с чем это было связано. А вы, как я погляжу, знакомы с классической музыкой?
— Ну, в музыке хоть немного должен разбираться каждый образованный человек.
— Вот как? — Маша снова ощутила на себе тот сканирующий взгляд, что и в ресторане, на кухне. — Приятно слышать такие слова от красивой женщины.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Маша за комплимент. И решила, что пора бы уже ей узнать о цели своего приезда: — Должна признаться, что я, как всякая женщина, просто сгораю от любопытства: зачем же вы меня пригласили к себе?
— Я пригласил вас… — мужчина ненадолго замялся. Он был явно не настроен так быстро перейти к делу. Но видимо, решил, что раз уж подошли к его сути, то не стоит откладывать разговор. — Видите ли, Машенька, это слишком деликатная тема. Я даже не знаю, с чего мне начать.
— Говорите, как вам удобнее. Обещаю, что никак не буду реагировать на ваши слова до тех пор, пока не выслушаю вас до конца.
Теперь настал его черед благодарить Машу. Что он и сделал, добавив после этого:
— Я уже понял, что вы очень тактичный человек. Успел оценить это, когда вы не захотели прилюдно унизить оскорбившего вас Керубино. Если бы вы не отказались, то я бы все-таки заставил его извиниться перед вами… но тогда уже не пригласил бы вас сюда и не было бы нашего сегодняшнего разговора. Я давно уже присматривался к вам, и не стану скрывать, что вы мне очень нравитесь, но все решила именно последняя ночь в ресторане. Так вот, Машенька… Скажу откровенно: даже не знаю, свободны вы или нет, но в любом случае многое бы отдал ради того, чтобы завоевать ваше сердце и чтобы вы согласились жить рядом со мной. Но есть одна серьезная проблема, которая препятствует таким отношениям, в классическом их понимании.
Он сделал паузу, во время которой Маша поняла только одно: что она уже вообще ничего не понимает. Она ожидала, что их ресторанные игры в переглядывания и его щедрые чаевые выльются сейчас в то, что он предложит ей стать его любовницей. И уже готова была найти тысячу причин для того, чтобы не отказываться сразу, но оттянуть свой ответ как можно на большее время. Однако он, похоже, вовсе не это собирался ей предложить.
— Продолжайте, Никифор Львович, я вас внимательно слушаю, — мягко приободрила она его. — Что бы вы сейчас ни сказали, обещаю, что все останется между нами.
— Именно на это я и рассчитываю, Машенька. — Он сказал это вроде бы так же мягко, как и она, но отчего-то у нее при этом не осталось ни малейших сомнений в том, что нарушь она обет молчания, ее не будет ждать ничего хорошего. Ощущение было такое, как будто невидимым лезвием коснулись ее горла. Появилось и тут же пропало. И снова перед ней сидел просто пожилой респектабельный мужчина, у которого, несмотря на его статус и достаток, все же были какие-то проблемы. Проблемы, которыми он под строжайшим секретом был готов поделиться с ней. — Дело в том, что пару лет назад мне поставили диагноз: рак предстательной железы. Нет, сейчас моей жизни ничего не угрожает, — добавил он, заметив, как у Маши дрогнуло лицо. Но откуда ему было знать, что не о нем она в этот момент подумала, а о папе? — Заболевание вовремя обнаружили, удачно прооперировали. Однако не секрет, что за все в этой жизни надо платить. Вот и я за спасение от смерти расплатился… скажем так, своими мужскими возможностями. Не знаю, что бы я выбрал, если бы этот результат был мне известен заранее, но теперь уже поздно об этом говорить, а факт остается фактом. Но этот мой, скажем так, недуг не лишил меня способности ценить женскую красоту и желания любоваться ею. Опять же мой статус… После излечения прошло достаточно много времени, и если я не обзаведусь в конце концов женщиной, то непременно поползут ненужные слухи. Вот в связи со всем с этим я и хочу предложить вам, Мария, стать моей спутницей. О том, что нас будет связывать в действительности, знать будем только вы и я. Я со своей стороны обещаю вам за это богатое содержание. Салоны, наряды, деньги и драгоценности — все у вас будет по первому вашему слову. Вы же в ответ должны будете вести себя подобающим образом, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что вы — моя любовница. И еще — никаких скандальных историй с вашей стороны, никаких интрижек с посторонними. Если у вас есть друг, с ним придется расстаться. Опять же из ресторана вам придется уйти — я не могу допустить, чтобы моя женщина была чем-то вроде прислуги.
— Ну спасибо, Никифор Львович! — вскинулась Маша. Потом поинтересовалась: — А вы уверены, что желаете обзавестись именно женщиной, а не просто вещью? Снабженной теми ярлыками, которые вас устраивают?
— Уверен, — невозмутимо ответил он. — И даже могу понять сейчас ваше возмущение. Да, в принципе должно уважать любой труд, каким бы он ни был. Но чтобы вы по-прежнему обносили нетрезвых клиентов, и к вам тянулись бы их грязные лапы? Нет! А оградить вас от этого не смогу даже я. Ярким примером тому служит инцидент с Керубино. Если уж даже мой собственный подчиненный, выпив достаточно много, не смог перед вами устоять, то что уж тогда говорить о других?
— Но я привыкла сама зарабатывать свой хлеб, а не принимать его из чьих-то рук.
— А я и предлагаю вам, по сути, новую работу. Может — я на это очень надеюсь — в будущем все изменится, и у вас появятся какие-то чувства ко мне, в корне способные повлиять на весь характер наших отношений. Но пока мое предложение стоит рассматривать именно так: я предлагаю вам работу. На мой взгляд, более выгодную и достойную, чем прежняя.
— Вот только у этой новой работы изначально нет ни трудового договора, ни каких-либо гарантий. Вообще ничего. И ради нее вы предлагаете мне отказаться от той стабильной работы, которую я сейчас имею. От работы, на которую просто так, с улицы, не попасть.
— Ко мне попадают тоже не с биржи труда, — напомнил он чуть уязвленно. — Наоборот, я бы сказал, что у меня здесь гораздо более жесткий кастинг. Но все же я понимаю ваши опасения, Машенька. Оказываясь на распутье, любой человек пытается не прогадать и сделать верный выбор. Однако вспомните, как легко может все измениться для вас и сейчас и как быстро может вас уволить ваш нынешний работодатель. Как он едва не уволил вас позапрошлой ночью. И скажите, вам не хочется швырнуть после этого в него своим заявлением об уходе? А то и просто не выйти без всякого предупреждения, чтобы ему в этот вечер пришлось обслуживать столики вместо вас?
— Он для этого ни лицом, ни фигурой не вышел, — усмехнулась Маша. — Да и не люблю я так жестоко подставлять людей, пусть и несимпатичных. Так что… — тут она задумалась, нервно ломая пальцы. Выбор и в самом деле был непрост! И даже сложнее, чем думал Никифор Львович! Он ведь даже не догадывался об истинных причинах Машиного появления здесь. О ее мотивах: помочь Глебу, предотвратить зло, восстановить справедливость. Стоило ли оно того, чтобы становиться, по сути, содержанкой? Пусть даже и без интима? Хотя — как знать? — со временем и это могло претерпеть какие-то изменения. Вопрос заключался в том, сколько времени Маше вообще придется здесь продержаться и насколько за это время успеет измениться отношение к ней, а главное — здоровье преступного босса. Но с другой стороны… Согласись она сейчас, и какую ценную информацию она могла бы собирать для Глеба! Такую, какую он при всем своем старании вряд ли сможет добыть где-то еще. Опять же и в институте восстановиться, наверное, она смогла бы, не теряя при этом в деньгах. Против ее учебы Никифор Львович вряд ли станет возражать. Мысль о деньгах была для Маши наименее приятной из всех. Мало того что они, сколько б их ни было, все-таки лягут к ней в руки как-то не так, так еще и омыты будут чьей-то кровью, и оплачивать будут, по сути, предательство. Нет, угрызения совести по поводу того, что она собиралась сделать, Машу нисколько не терзали, но все равно, оставался на душе какой-то неприятный осадок.