Сделай шаг - читать онлайн книгу. Автор: Эстель Маскейм cтр.№ 3

В следующую секунду словно из-под земли возникает администратор и вежливо просит нас удалиться, потому что через десять минут закрытие, а им надо закончить уборку. Оглядываюсь вокруг и понимаю, что, кроме нас, посетителей не осталось.

Выбрасываем свой мусор и выходим на парковку, где нас ждет ярко-красный «Джип Ренегат» Уилла, отполированный и сверкающий в свете фонарей, и, когда мы направляемся к нему, Холден хмурится. Его родители, в отличие от предков Уилла, не богаты и погрязли в долгах. Прошлой осенью они продали свой автомобиль, и потому он теперь зависит от Уилла, как и я. Мама иногда разрешает мне кататься на своей машине, но разве можно сравнивать…

Уилл занимает место водителя, я юркаю на переднее пассажирское сиденье и успеваю захлопнуть дверь перед носом у Холдена, отчего тот мрачнеет еще сильнее. Показав ему язык, инстинктивно тянусь к рычажку климат-контроля и включаю обогрев. Сейчас сентябрь, и ночи становятся все холоднее. Холден пробирается на заднее сиденье. Рост у него больше шести футов, и даже в таком просторном салоне ему приходится немного пригибаться – мне ужасно смешно наблюдать, как он подпирает потолок макушкой.

В Виндзоре по воскресеньям в столь поздний час заняться особо нечем. Большинство заведений закрыто, и все уже сидят по домам. Темнеть стало раньше, а наутро – кому в школу, кому на работу… Однако мы решаем прокатиться по городу, вдоль магазинов и закусочных проспекта Мейн-стрит к просторным полям на городской окраине, после чего Уилл предлагает развезти нас по домам.

Я выхожу первой, мы успеваем как раз к одиннадцати вечера. Выходя из машины, напоминаю, что увидимся завтра утром, когда Уилл заедет за нами перед школой. Друзья терпеливо ждут, пока я подойду к двери и, как обычно, помашу им на прощанье, и только потом стартуют. Вскоре музыка, включенная Холденом, затихает вдали.

Слышу голоса родителей, в основном папин. Он мягко и вежливо о чем-то спорит с мамой, но, судя по тону, они не злятся, а, скорее, чем-то встревожены: тихое выяснение отношений, типичное для нашей семьи.

Сбрасываю балетки, запираю дверь и неслышно ступаю по ковру в гостиную, где по телику с приглушенным звуком идет трансляция сегодняшнего матча НФЛ. Мама, вытянувшись в струнку, сидит на краешке дивана. Усталый потухший взгляд, крепко сжатые губы, спортивный костюм, волосы собраны заколкой, ноль косметики – вполне обычный для воскресенья вид. Папа стоит напротив нее в противоположном конце комнаты. На кофейном столике между ними бокал из-под вина со следами губной помады на ободке. Помнится, когда я уходила, мама наполнила его шардоне, пообещав, что на сегодня это первый и последний раз. Она всегда так говорит. Только вот бутылка в руках отца совершенно пуста.

– О, Маккензи, – говорит папа со вздохом, прячет от меня бутылку за спину и хмурится. – Ты так тихо вошла.

Сдержанно улыбаюсь и молчу, сосредоточенно глядя на маму. Ростом я в отца, но все остальное во мне – от нее: и карие глаза, и высокие скулы, и крепкая челюсть.

– Я спать, мам, – мягко говорю и опускаюсь рядом с ней на колени.

Она не пьяна. Одной бутылки теперь недостаточно. Но это озлобленное выражение лица появляется у нее уже после пары бокалов.

– Может, и тебе пора? – спрашиваю я, касаясь ее руки.

Мама смотрит в пол и некоторое время не двигается. Поднимает тяжелые веки и глядит на отца, как будто это он виноват и сам открыл для нее бутылку. А затем расслабляется, вздыхает и кивает, глядя на меня карими глазами.

Я поднимаюсь и тяну ее за руку. Наши пальцы переплетены. У нее теплые ладони, некоторые ногти сломаны, она в последнее время не особо следит за маникюром. Папа смотрит на меня с благодарностью, однако глаза полны стыда, даже вины. Я машу ему свободной рукой и веду маму из гостиной по коридору в спальню. Включаю свет и стискиваю зубы при виде чудовищного беспорядка. Свежепостиранные вещи кучей валяются на полу, не заправленная с утра постель, наглухо задернутые шторы. В эту комнату крайне редко проникает солнечный свет.

Мама садится на край кровати и пытается меня подбодрить вялой улыбкой, которая ничуть не убавляет моего раздражения.

– Всего пара бокальчиков, – говорит она, театрально закатывая глаза. – Твой отец преувеличивает.

Вряд ли преувеличивает. И вряд ли обошлось парой бокалов. Я молча сгребаю одежду на полу, складываю стопкой и убираю в шкаф. На туалетном столике рядом со старой фотографией – где папа с волосами, а я без передних зубов – стоит другой бокал. Пустой, со вчерашнего дня.

Закусываю нижнюю губу, наклоняю голову и аккуратно притворяю дверцу. Мама уже встала и шаркает тапочками по комнате. Хватаю бокал и поворачиваюсь к ней, пряча его за спиной. Изнутри распирает разочарование, но я скрываю его и выдавливаю улыбку.

– Я ужасно устала, поэтому поговорим завтра. Уилл заедет за мной в полвосьмого.

Мама ничего не отвечает, однако замечает, что я стащила бокал, и хмурится. Ее губы подрагивают, она прищуривается, делает вид, что не заметила пропажи, и начинает взбивать подушки. Выхожу из спальни и закрываю дверь.

В коридоре верчу добычу в руках и так крепко сжимаю стекло, что, кажется, еще чуть-чуть – и оно лопнет. Появляется папа, и я ослабляю хватку.

Он стоит в проеме гостиной, облокотившись о дверной косяк, и выглядит виновато.

– Дай-ка сюда.

Шагает ко мне и осторожно вынимает бокал из моих напряженных пальцев. В другой руке у него бокал из гостиной.

Папа слишком молодой, чтобы лысеть и иметь столько морщинок. И каждый раз, когда он несет в мойку очередной бокал, у отца появляется этот печальный взгляд, который старит его еще больше. Он проходит по коридору мимо меня в темную кухню, а я стою и слушаю звук бегущей из крана воды.

Пока отец смывает мамину помаду с ободка бокала, мой взгляд останавливается на столике в прихожей. Там стоят фотографии: на одной – свадьба родителей, на другой – мой первый день в детском саду, и волосы перевязаны дурацкими яркими резиночками. А посередине – третья рамка, светло-розовая. На ней никогда не бывает пыли: мама протирает ее минимум дважды в день. Пять аккуратных розовых букв – все, что осталось нам в память о ней. Незатейливый сувенир, одно лишь имя, поскольку больше никаких следов мы сохранить не успели.

Нам не суждено было увидеть малютку Грейс, но мы никогда ее не забудем.

И хотя Даниэль Хантер считает, что мне наплевать на нее и на Джейдена, я сопереживаю им как никто другой. Просто меня страшит прикасаться к чужой беде, потому что я знаю цену утраты и то, как горе меняет людей.

В свое время оно изменило и нас самих.

Кто придумал поставить физику первым уроком в понедельник? Какой-то садист, не иначе. Мне она нравится, честное слово, но только не в восемь утра. К тому же идет всего четвертая неделя семестра. Зачем я только сунулась в класс отличников… ^[2] В такую рань мы ничего не соображаем, и фразочки типа «статическое равновесие» просто не усваиваются.