Девять жизней Николая Гумилева - читать онлайн книгу. Автор: Мария Спасская cтр.№ 19

На узком диване вповалку спали все участники вчерашнего кутежа. Казалось невероятным, но помимо ненавистной Евлампии Эпле там уместилось пятеро мужчин. Некоторые из гуляк заснули обнаженными — отчасти или полностью. Глядя на переплетенные тела, Зиночка отчего-то вспомнила Босха и передернулась от отвращения. Заевший патефон выводил одну и ту же надрывную музыкальную фразу, но это мало занимало несчастную. Глаза жадно искали заветную коробочку из белого перламутра, в которой хранился кокаин. Ее кокаин, нужный ей как воздух. Даже больше, чем воздух. Необходимый, чтобы не сдохнуть. Уже не радоваться и веселиться, как бывало прежде, а чтобы просто жить.

Коробочка обнаружилась под диваном. Открытая. Она лежала перевернутая, в легком облачке остатков порошка. Издав пронзительный крик, Зиночка бросилась к дивану, подбежала, перевернула коробочку и, обнаружив, что внутри ничего не осталось, схватила чей-то валявшийся рядом штиблет и принялась хлестать им спящих.

— Свиньи! Какие же вы свиньи! — визжала она. — Убирайтесь прочь!

Не обращая внимания на недовольство бесцеремонно разбуженных гостей, она распахнула окно и под завывания заевшего патефона принялась швырять на улицу валяющуюся на полу одежду. Подбежавшего Влада она оттолкнула с небывалой силой.

— Ты что, ополоумела? — кричал актер. — Совсем сдурела?

Приступ безумия прекратился столь же внезапно, как и начался, и, глядя в помятое лицо любовника, Зиночка холодно спросила:

— Где кокаин?

— Откуда мне знать? — откликнулся Першин, подходя к ломберному столику и прерывая заезженную патефонную песню.

— Ах, ты не знаешь? — вкрадчиво проговорила хозяйка, с ненавистью глядя на потасканного красавца. — А разве не ты его употребил вместе с этой шлюхой? — Она кивнула на торопливо поправляющую одежду Евлампию и с новой силой завизжала: — Вон! Все вон отсюда!

— Истеричка припадочная, — закручивая узлом тяжелые волосы, фыркнула актриса, царственной походкой направляясь к оттоманке, где лежала сумочка, но Зиночка ее опередила. В два прыжка подскочила к сумочке Эпле и, размахнувшись, метнула в окно.

— Сумасшедшая! Припадочная дура! — забыв о прическе, выкрикнула Евлампия, опрометью выбегая из квартиры в надежде успеть подобрать ридикюль прежде, чем им соблазнится случайный прохожий.

— Скоты! Свиньи! Пили, жрали за мой счет, а теперь я еще и припадочная! — выла Зиночка, от охватившей ее слабости опускаясь на ковер и раскачиваясь из стороны в сторону.

Кто-то из-под нее выдернул атласный жилет — она даже не заметила кто. Так и сидела, содрогаясь от рыданий, перебирая увядшие цветы и глядя на виднеющуюся из гостиной распахнутую входную дверь с темнеющей в дверном проеме лестничной площадкой. И вдруг бессмысленный взгляд ее остановился на трюмо. В затуманенной голове вспыхнуло спасительное воспоминание — ее тайник! На трюмо среди дамских безделушек она прятала от мужа порошок. Зиночка поднялась с пола и устремилась в прихожую. Захлопнула входную дверь и склонилась над флакончиками духов и притирок. Вот она, запасная коробочка! Железная, из-под помады.

Две неаккуратные дорожки, жадно втянутые с зеркальца трепещущими ноздрями, вернули ее к жизни. Ха, муж! Смешно! Расписалась она с Вилькиным по новым, советским законам, а где он, ее муж? Вилькин теперь комиссар, правая рука Троцкого. Носится по всему миру, выполняя партийные задания. То в Туркестан махнет, то на Тибет. А Зиночка сидит в огромной квартире на Невском, экспроприированной у сбежавшего в Стамбул буржуя, и не знает, чем себя занять. Отец остался в Кейптауне, мать перебралась в Тамбовскую губернию к сестре, а ей что прикажете делать?

В дверь осторожно поскреблись, и Зиночка пошла открывать. На пороге переминался с ноги на ногу Влад, виновато поглядывая глазами побитой собаки.

— Кукочка, ну, Кукочка, — засюсюкал он, — пусти меня к себе, а? До спектакля хорошо б поспать, а мамаша дверь не открывает.

Совсем выгонять любовника было жалко, но и слушать его бесконечные театральные монологи не хотелось. Бекетова-Вилькина великодушно махнула рукой, приняв соломоново решение:

— Заходи, мерзавец. Только не рассчитывай, что опохмелишься и примешься разыгрывать античную драму, а я буду слушать твой пьяный бред. Я ухожу.

— Вина оставь и уходи, — бесцеремонно откликнулся любовник.

— Нет вина, друзья твои все выпили, — парировала Зиночка.

— Ну, Кукочка…

— Нет, я сказала! Ты спать пришел? Вот и спи!

Разочарованный Влад побрел в спальню, а Зиночка отправилась приводить себя в порядок. Наполнив ванну, полежала в теплой воде, затем растерла тело пушистым мягким полотенцем. Вернулась в гардеробную, распахнула дверцу шкафа и придирчиво выбрала платье, а к нему чулки. Следуя нынешней моде, барышни носили носочки, но Зиночка не признавала нового веяния, предпочитая с туфлями на тонких каблучках носить старые добрые чулки французского производства — в них нога смотрится стройнее.

Пудря перед зеркалом нос, Бекетова-Вилькина пришла к выводу, что выглядит просто сногсшибательно. Накинула в прихожей летнее пальто, надела кокетливую парижскую шляпку и покинула квартиру. Выйдя на бульвар, прогулочным шагом двинулась к Летнему саду, но загляделась на красивого военного и чуть ли не лбом ткнулась в круглую театральную тумбу. Перед тумбой, рассматривая афишу Мариинского театра, стояла высокая худощавая девушка с забранными под шляпку огненно-рыжими волосами. Что-то в этих волосах сразу же показалось знакомым. Фигура, осанка, поворот головы и кукольное, обрамленное кудрями личико с миндалевидными зелеными глазами. Где-то Зиночка уже видела это лицо. И не просто видела, а отлично его знала. Мучаясь от того, что никак не может вспомнить, Бекетова-Вилькина тронула барышню за плечо и извиняющимся голосом проговорила:

— Прошу прощения, сударыня, мы, кажется, встречались?

Девушка обернулась, и зеленые глаза ее заискрились смехом.

— Бог мой, Зинуля! Ты тоже здесь, в Петрограде? — воскликнула она знакомым голосом.

И, зардевшись, протянула тонкую руку. Пожимая холодные пальцы, Зиночка вспомнила. Ну конечно! Это же Тата Яворская, старинная подруга по даче! При виде подруги Бекетову-Вилькину захлестнула волна нежности. Они были совсем детьми, лет по семь, не больше. На Финском заливе, в местечке Рялляля в Териоках их дачи стояли напротив, и девочки часто бегали друг к другу в гости. Под яблонями в саду раскладывали кукол и принимались играть. Зиночке очень нравилась Татьянина сестра, такая же зеленоглазая и рыжеволосая, но только еще красивее, потому что старше.

Звали ее Инга, и Зиночка помнила, как Инга привезла на дачу смешного и толстого мужа — доктора Евгения Львовича Дынника. Он был совсем не красивый, но очень милый, похожий на медвежонка. Доктор Дынник угощал девочек леденцами из круглой баночки и с самым серьезным видом называл «барышнями». С доктором приезжал сердитый господин Рогозин, бранившийся страшными словами. При звуках его голоса подруги зажимали уши ладошками и с визгом убегали. А потом Зиночку перестали вывозить в Териоки, и в разговоре взрослых она случайно услышала, что дачу продали. С тех пор они с Татой не виделись. И вдруг — такая встреча!