Вполне возможно, кстати сказать, что никакой любви я, на самом-то деле, и не чувствую, а чувствую что-то другое (сексуальное влечение, уважение и т. д.). Но решив, что «это любовь», я создам искажение – это будет чем-то наведенным, не имеющим действительного отношения к тому, что происходит на самом деле между мой и объектом моей страсти.
Впрочем, когда соответствующее искажение случится, нечто в моих отношениях с предметом моих чувств неизбежно произойдет, потому что представления сами по себе тоже реальны, как и все, что происходит, а они происходят в данном случае как эта самая «наведенность».
8. Казалось бы, превращение отношений (того, что происходит) в представления, с одной стороны, путает дело, но с другой, и это немаловажно, позволяет нам стабилизировать ситуацию, добиться большей определенности и, возможно, какой-то своей дополнительной функциональности.
Если мы означиваем некое положение вещей (то, что происходит), мы можем воспользоваться инструкциями, которые освоили в процессе своего врастания в культуру, и, возможно, лучше решим какую-то задачу – например, выберем хорошую клубнику (если, конечно, в нашей культуре такой опыт накоплен, а мы его правильно восприняли).
Впрочем, с равным успехом мы можем попасть и впросак, например, неверно означив некое отношение как «любовь» или как «несправедливое» действие (когда денотат эфемерен, мы неизбежно подвергаемся риску оказаться в заложниках у подобных языковых игр). А и «любовь», и «справедливость» потребуют от нас каких-то действий.
Но только ли в денотате дело? Зная, что мы предпочитаем «красную клубнику», ее производители могут поработать над цветом своей продукции, ухудшив ее вкусовые свойства. Так что, выбрав, согласно своим представлениям, ярко-красную клубнику, мы вовсе не обязательно окажемся правы. Менее красная может оказаться и вкуснее, чем та, что имеет искусственно усиленный «товарный вид».
То есть, «инструкции», заключенные в представлениях, полученных нами из культуры, вовсе не обязательно хороши, а в ряде случаев – как с теми же «любовью» и «справедливостью», – и вовсе могут оказаться сущей катастрофой («за это можно все отдать» – явный поэтический перебор по поводу «любви», да и кровная месть по случаю какой-то «несправедливости», тоже, наверное, не идеальное решение).
Вся проблема в том, что, из-за особенностей устройства нашего психического аппарата, мы думаем, что денотаты в принципе существуют.
Если бы денотатами наших представлений могли быть отношения как таковые – то есть, мы имели бы возможность воспринимать саму суперпозицию отношений (видеть их одновременно, как бы глазами всех «сторон отношений»), то подобный денотат был бы предельно функционален. Он сохранял бы свою вероятностную природу – то есть, был бы подвержен изменению в отношениях, то есть происходил бы.
Однако, таких денотатов у наших представлений не может быть – обращаясь к отношениям, мы неизбежно оказываемся на какой-то их «стороне». Они, как уже говорилось, как бы коллапсируют до состояния, которое может быть нами представлено.
Таким образом, все, чем мы в действительности располагаем, – это возможность теоретически предполагать наличие подобной суперпозиции отношений (как бы держать в голове наличествующую вариативность ситуации). И это именно то, что мы должны делать, если действительно реконструируем реальность, а не просто сворачиваем ее до какого-то «ясного» нам представления.
9. Итак, мы сами находимся в реальности, то есть: мы сами – реальны (мы – то, что происходит, и мы находимся в отношении с тем, что происходит).
Но на уровне сознания и психических автоматизмов, реальность, несмотря на это наше действительное присутствие в ней, оказывается сокрытой от нас.
Впрочем, даже будучи в этой своей собственной замкнутости, само-отверженности от реальности, мы, прибегая к ее реконструкции, можем думать о ней, как о некоем отношении сил, отношении отношений.
То есть, мы на одном уровне себя, если так можно выразиться, находимся в реальности, а на другом своем уровне – в своих представлениях о реальности.
Однако, на этом – втором – уровне мы можем принудить себя предполагать (допускать, думать так), что всякие представленные нам (нами) объекты и наши оценки их поведения иллюзорны.
Не будучи в силах заглянуть за собственные представления, мы должны научиться аннигилировать их. Отношения сил в реальности для нас, с одной стороны, как бы скрыты от нас, с другой – как бы прозрачны, но могут нами предполагаться как существующие.
Мы можем создать некую мыслительную модель, согласно которой положительно и отрицательно заряженные частицы притягиваются друг к другу. При этом, натерев эбонитовую палочку войлоком, я не вижу сил этого притяжения, я увижу лишь, как поднимаются волосы, если к ним поднести заряженную таким образом палочку.
Отношение сил от меня скрыты, но по каким-то другим проявлениям, я обнаруживаю их присутствие и могу реконструировать ситуацию – то, что, пусть и модельно, происходит на самом деле. Именно это скрытое от меня отношение сил и важно, именно оно имеет значение, потому что это именно то, что происходит.
Грубо говоря, это не волосы поднимаются под действием заряженной эбонитовой палочки, а это есть отношение зарядов (что, конечно, тоже в некотором смысле абстракция), которое в моем восприятии может проявиться только на этом макроуровне – то есть, будет видимо мной как «фокус с волосами».
Короче говоря, нечто происходит и это некое отношение сил, но я не могу видеть ни эти силы, ни эти отношения. Я вижу лишь результаты этих отношений, что всегда уже является искажением, но мне нужно помнить об этом и тогда перед нами открывается возможность реконструкции того, что происходит на самом деле.
10. Моя задача, если я хочу мыслить реальность – это видеть отношения сил, происходящие в реальности. Однако, я, если принять в расчет механизмы работы нашего мозга, к этому не предназначен.
Впрочем, с другой стороны, я ведь и сам являюсь реальным, то есть и я все это делаю – происхожу так, являюсь такими силами, находящимися в отношениях.
При этом, я сам (как положение дел, как ситуация) – да, но мои представления не проникают внутрь реальности. Нарисованный на бумаге молоток не может помочь мне в забивании гвоздей, при этом, я сам по себе – как раз очень даже реальный молоток.
То есть, мы находимся в какой-то странной серой зоне, как если бы меня попросили писать в темноте. Я вполне могу справиться с этой задачей (реальность), но я не буду видеть, что у меня получается. Чтобы понять это, мне придется выйти на свет (составить представление), впрочем, я и в этом случае уже не буду знать, как я писал, я смогу это только реконструировать.
То есть, нечто будет происходить со мной и благодаря мне, но я не смогу сказать, как я это делал. Да и результат этого моего действия станет мне известен лишь постфактум, то есть уже в отсутствии действия сил, то есть уже вне реальности отношений.