— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии, — сказал слуге Алек. — Даже его сестры и в особенности принцесса. Считай, что ничего не случилось.
«Молодец тали, — подумал Серегил. — Я не хочу ничего объяснять — потому что не могу».
Серегил проснулся, полусидя в мягкой теплой постели. Не понимая, где находится, он из-под ресниц огляделся и заметил отблески горящего в камине огня на кисее, завешивающей кровать.
— Ты проспал весь день.
Серегил, не двигаясь, перевел взгляд на Алека, сидевшего в кресле у кровати с раскрытой книгой на коленях.
— Где?.. — выдохнул он.
— Так, значит, ты упал?
Захлопнув книгу, Алек наклонился к другу и поднес к его губам чашу с водой, потом другую — с каким-то сладковатым питьем. Серегил отчаянно пожелал, чтобы это оказалось или обезболивающее, или быстродействующий яд. Ему пришлось немного приподнять голову, чтобы выпить снадобье, и тут же раскаленные иглы боли пронзили его шею. Он как можно быстрее проглотил лекарство и снова опустился на подушки, моля богов, чтобы его не вырвало: тогда пришлось бы слишком много двигаться.
— Я сказал всем, что ночью у тебя был приступ лихорадки. — На этот раз Серегил не мог не уловить в голосе Алека сдерживаемого гнева.
Что-то прояснилось в затуманенном мозгу Серегила.
— Не думай, будто я отправился на ночную разведку, ничего тебе не сказав. — Серегилу очень хотелось, чтобы вернулось возбуждение прошлой ночи, так долго его поддерживавшее, но оно давно улетучилось, оставив лишь тяжесть и уныние.
— Тогда что же ты делал? — требовательно спросил Алек, откидывая одеяло. — Кто так тебя разукрасил и почему?
Скосив глаза вниз, Серегил увидел, что его грудь умело забинтована — достаточно туго, чтобы уменьшить боль и помочь сломанным ребрам срастись. Там, где не было повязок, его нагое тело было покрыто впечатляющим множеством синяков разных размеров и форм. Резкий запах мочи сменился теперь терпким ароматом целебных трав: на коже блестел тонкий слой мази.
— Тебя перевязал Ниал, — сообщил Алек, снова укутывая Серегила, руки его было много нежнее, чем тон. — Я дождался, пока все отправились на переговоры, и тогда привел его сюда. Никто пока ничего не знает, за исключением Олмиса. Я попросил их обоих хранить секрет. Ну так кто тебя отделал?
— Не знаю. Было темно. — Серегил снова закрыл глаза. На самом деле это не такая уж и ложь: лишь одного из хаманцев он знал по имени — племянника кирнари Эмиэля-и-Моранти. Кита намекал, что тот питает недобрые чувства к Алеку, но не пожелал рассказать подробнее.
«Если ты думаешь о мести, тали, выбрось эту мысль из головы. Пока еще чаша весов слишком сильно склоняется в пользу Хамана».
Закрыв глаза, Серегил обнаружил, что снова их открыть ему трудно. То сладковатое снадобье явно было обезболивающим, и он порадовался его одурманивающему действию.
Алек вздохнул.
— В следующий раз, когда тебе вздумается прогуляться и «упасть», скажешь мне, понятно?
— Постараюсь, — прошептал Серегил, с изумлением почувствовав, что на глаза его навернулись слезы. Теплые губы коснулись его лба.
— И в следующий раз надевай собственную одежду.
Алек настоял на том, чтобы Серегил лежал с «лихорадкой» еще весь следующий день
— Я послежу за Торсином и кирнари Вирессы, — сказал он Серегилу и строго наказал ему не подниматься с постели. — Если произойдет что-нибудь интересное, я все подробно тебе расскажу.
По правде говоря, Серегил чувствовал себя слишком плохо, чтобы спорить. Короткое путешествие в туалет пробудило такие разнообразные боли, что он даже не мог бы их все перечислить, хоть и обошелся без посторонней помощи. У него появилась кровь в моче, и Серегил поблагодарил всех богов, которые от него еще не отвернулись, за то, что Алек его не сопровождал. Придется предупредить мальчишку-уборщика, велеть ему держать язык за зубами. Проклятие, можно даже ему заплатить, если другого выхода не будет. Серегилу случалось переживать и не такое, так что нет смысла тревожить Алека еще больше.
Оставшись в одиночестве, Серегил снова уснул, но тут же пробудился в панике, обливаясь потом: над ним склонился Илар. Серегил попытался отодвинуться, и на него обрушилась волна боли. Он со сдавленным стоном откинулся на подушки и только тут обнаружил, что смотрит в лицо Ниалу. Судя по выражению лица рабазийца, реакция Серегила не показалась тому особенно дружелюбной.
— Я пришел проверить твои повязки.
— Мне показалось, что ты… кто-то другой, — прохрипел Серегил, борясь с дурнотой.
— Ты в безопасности, мой друг, — заверил его Ниал, придавший его словам иной смысл. — Выпей еще этого снадобья. Серегил с благодарностью отхлебнул сладковатого питья.
— Что это такое?
— Толченый мак, ромашка, чистотел в козьем молоке с медом. Помогает от сильной боли.
— Помогает. Спасибо.
Серегил уже ощутил действие лекарства: боль стала ослабевать. Он смотрел в потолок, пока рабазиец осторожно поправлял повязки на его груди, и в который раз спрашивал себя, о чем, черт побери, он думал, когда отдался в руки хаманцев. Сердце его сжалось от унижения, когда он представил себе, что будут говорить в лиасидра по поводу его отсутствия. Напавшие на него, конечно, не станут распространяться по поводу насилия, учиненного на священной земле Сарикали, но слухи, неизбежные при таком количестве участников, поползут. Более того, он по глупости фактически пренебрег своими обязанностями и взвалил эту ношу на Алека.
— Безумие, — прошипел Серегил.
— Именно. Алек очень на тебя сердит, и совершенно правильно Я никогда не считал тебя глупцом. Серегил криво усмехнулся.
— Ты просто не знаешь меня достаточно хорошо. Ниал хмуро посмотрел на него; в его глазах больше не было симпатии.
— Если бы эта маленькая ночная потасовка случилась хоть на шаг за пределами Сарикали, твой тали мог теперь тебя оплакивать.
Серегилу стало стыдно, и он отвел глаза.
— Что, больше не хочется смеяться? Это хорошо. — Ниал достал откуда-то
— Серегилу не было видно откуда — губку и принялся обмывать его.
— Я не знал, что ты целитель, — заметил Серегил, когда голос стал ему повиноваться.
— На самом деле это не так, но в путешествиях многому удается научиться.
Серегил внимательно разглядывал профиль Ниала.
— Мы с тобой многому и научились, верно? Ниал поднял глаза.
— Ты становишься почти дружелюбным, боктерсиец.
— А ты наживешь неприятности, если будешь так меня называть.
Ниал небрежно махнул губкой.
— Разве кто-нибудь слышит?
Серегил с улыбкой признал правоту собеседника.