Он обошел свою избушку и пошел по узкой тропинке, которая уходила в лесные заросли. Надежда шла за ним, стараясь не отставать.
Тропа становилась все уже и уже, скоро ее почти не стало видно. Впрочем, Петр шел вперед уверенно, определяя дорогу по каким-то почти незаметным приметам – по сломанной ветке, по примятой траве, по царапине на стволе дерева. Лес по сторонам этой тропы с каждым шагом становился все реже, на смену высоким темным елям и кудрявым березам пришли чахлые болотные осинки. Потом и они исчезли. Теперь тропа шла через болото.
Петр обернулся к Надежде и строго проговорил:
– Идите за мной след в след! Болото не шутит, здесь каждый неверный шаг может стать роковым.
Надежда очень серьезно отнеслась к его предупреждению. Она внимательно следила за ним и ставила ногу точно в то место, где он только что стоял, на ту же самую кочку.
Теперь тропа пропала, только Петр, с его зорким взглядом и многолетним опытом лесного человека, мог найти путь среди блеклой болотной травы.
Идти становилось все труднее – трудно ставить ногу на крутые кочки, трудно вытаскивать ее из сырого чавкающего мха, кроме того, все время нужно было внимательно следить за Петром, чтобы не сойти с невидимой тропы.
Впереди показалась привлекательная ровная лужайка, покрытая свежей, изумрудно-зеленой шелковистой травой. Среди этой травы виднелись даже красивые цветы.
Надежда обрадовалась, она подумала, что сейчас они пойдут по этой лужайке и она сможет немного отдохнуть, не думая каждую секунду, куда поставить ногу. Да просто приятно после гиблого болота пройтись по шелковистой травке…
Но Петр вдруг остановился, повернулся к Надежде и показал на зеленую лужайку:
– Вот самое опасное место на всем болоте – чаруса. Не дай бог ступить на эту лужайку!
– Да что вы? А я подумала – какое приятное место!
– Чаруса – это тонкий травяной ковер, а под ним – бездонное озеро. Ступишь туда – и пиши пропало! Но мы ее обойдем…
И он свернул влево, и снова потянулось унылое, гиблое болото.
– Долго еще? – спросила Надежда, чувствуя, что силы ее на исходе.
– Все, считайте, почти пришли.
И правда, прошло еще несколько минут, и Петр остановился.
– Смотрите! – он вытянул вперед руку, на что-то показывая.
Надежда проследила за его взглядом и увидела корявое, приземистое дерево, чудом выжившее на болоте, больное и искривленное, как старик, скрюченный ревматизмом.
Кора этого дерева была морщинистой, как кожа старой черепахи, как кожа старухи-нищенки, выпрашивающей милостыню на церковной паперти, но в самом дереве чувствовалась древняя сила и непоколебимое упорство, благодаря которому это уродливое, изломанное дерево смогло выжить на этом гиблом болоте.
Ветви дерева были кривыми и уродливыми, как скрюченные подагрой пальцы, и, несмотря на то что лето было в самом разгаре, листья на этих ветвях уже пожелтели и поблекли, как глубокой осенью.
А еще на этих кривых ветвях, рядом с блеклыми листьями, трепетали под ветром разноцветные тряпочки, яркие ленточки и шнурки.
– Что это? – спросила Надежда.
– Это Священное Древо нашего народа, Священное Древо вельсов. Это древнее дерево, оно растет на этом болоте много-много сотен лет. Когда-то давно мудрые старцы нашли это дерево и по одним им известным приметам поняли, что в нем живет душа леса, бьется сердце леса. С тех пор каждый охотник, каждый человек нашего племени, чей путь случайно или намеренно проходил мимо этого Древа, останавливался здесь, чтобы помолиться ему, чтобы прильнуть к источнику древней силы и попросить у него совета или помощи. А еще – чтобы оставить Священному Древу свое подношение. Сейчас я исполню этот древний ритуал, помолюсь Древу и принесу ему свой подарок, прежде чем обратиться к нему с вопросом, ради которого мы сюда пришли. Подождите меня здесь и не пугайтесь, что бы вы ни увидели.
Художник подошел к древнему дереву, низко поклонился ему и заговорил на незнакомом Надежде гортанном языке.
Он говорил медленно, нараспев. Надежда поняла, что это не просто слова, но молитва, просьба о совете и помощи.
Петр говорил довольно долго, а потом снова низко поклонился дереву и привязал на одну из его скрюченных веток красную шелковую ленту, которую специально приготовил для этой цели.
Привязав ленту, он опустил голову и замер, словно чего-то ожидая.
И Надежда тоже замерла, как будто волнение Петра передалось ей.
И вдруг блеклые выцветшие листья Священного Древа затрепетали, кривые морщинистые ветви задрожали, как будто по ним пробежал озноб. А потом эти ветви вытянулись, прикоснулись к Петру, словно благословляя его, словно передавая ему часть своей силы.
И тут Надежда увидела, что по сторонам Священного Древа из блеклого болотного воздуха соткались человеческие лица. Множество человеческих лиц, сотни, а может быть, и тысячи – старые и молодые, печальные и веселые, они смотрели из колеблющегося тумана, как из глубин времени, смотрели на Петра и что-то шептали, что-то говорили ему, о чем-то просили и что-то обещали.
Петр снова что-то проговорил, о чем-то спросил эти болотные тени – и они ответили ему сотнями едва слышных голосов.
А потом они начали бледнеть и исчезать – так же быстро и необъяснимо, как до этого появились, и в то же мгновение в воздухе снова соткался узорный, эфирный кокон, уже знакомый Надежде кокон, повторяющий рисунок на Вельском кубке, рисунок троп и дорожек, оплетающих лес. Но на этот раз в этом узоре была выделена другая тропинка, и в конце ее мерцала другая цель – словно черное, пульсирующее сердце леса.
Этот воздушный узор вспыхнул особенно ярко, отпечатавшись в памяти Надежды, – и в следующее мгновение пропал, угас, растворился в сыром болотном воздухе.
Петр отошел от дерева, приблизился к Надежде и проговорил тихим, взволнованным голосом:
– Нам нужно идти дальше.
– Куда?
– В самый тайный, самый заповедный уголок леса. Я никогда прежде не бывал там, но мне показали дорогу.
– А кто это были? – спросила Надежда. – Кто были те люди вокруг дерева?
– Это были наши предки. Те, кому светит ночное солнце.
– Ночное солнце? – удивленно переспросила Надежда. – Что это за ночное солнце?
– Наши соплеменники верят, что умершие не исчезают без следа. Они только уходят в другой мир, им светит другое солнце – ночное, темное солнце. А сейчас нам пора идти, чтобы успеть вернуться до заката. Потому что нам-то светит обычное, дневное солнце.
И они снова пошли – сначала по болоту, потом по узкой тропе через густой ельник, потом пересекли глубокий овраг.
А потом перед ними оказались два громадных валуна, со всех сторон окруженные непроходимой чащей.