— Не думаю, что мне стоит об этом беспокоиться. Но те фокусы, что ты показал, мне нравятся. Не научишь ли ты меня чему-нибудь еще?
— Ладно. Следи за мной. — Не поднимая руки с колена, Серегил пошевелил пальцами, как будто выбивая дробь на невидимом барабане.
— Для чего это? — спросил заинтригованный Алек.
— Я сейчас попросил тебя оседлать лошадей. А вот это… — Серегил почесал указательным пальцем правой руки подбородок, потом глянул влево; при этом палец его как бы случайно переместился к уху. — Это значит, что сзади тебе грозит опасность. Не все знаки такие простые, конечно, но как только ты запомнишь основные, ты сможешь переговариваться со мной, и никто ничего не заподозрит. Предположим, мы с тобой в комнате, где много народа, а мне нужно тебе что-то сообщить по секрету. Я должен поймать твой взгляд, а потом чуть склонить голову — вот так. Ну-ка, попробуй ты подать мне знак. Нет, ты кивнул слишком заметно — это все равно что кричать во всеуслышание. Вот теперь лучше. А теперь знак седлать лошадей. Молодец!
— Тебе часто приходится этим пользоваться? — спросил Алек, пробуя — сначала не очень успешно — подать сигнал об опасности сзади.
Серегил хмыкнул:
— Чаще, чем ты, может быть, думаешь.
Первую половину дня они скакали быстрой рысью. Серегил по— прежнему не мог найти на унылой равнине никаких ориентиров, но Алек уверенно показывал дорогу. То, как легко он нашел источник накануне вечером, обнадежило Серегила, так что свои сомнения он держал при себе.
Поглядывая на небо, паренек точно определял направление по приметам, о которых Серегил не мог и догадаться. Наблюдая за юношей, он решил, что от природы Алек довольно молчалив. В этом не было ни стеснительности, ни принужденности: просто он явно предпочитал сосредоточенно заниматься своим делом. Однако скоро выяснилось, что размышлять это ему не мешает. Остановив коня у маленького родничка, до которого они добрались как раз перед полуднем, Алек обратился к Серегилу, как будто их разговор и не прерывался:
— А в Вольде ты будешь выступать как бард?
— Да. В тех краях меня знают как Арена Виндовера. Может, ты даже слышал это имя?
Алек скептически посмотрел на спутника:
— Это ты Арен Виндовер? Я прошлой весной слышал Арена Виндовера — он пел в гостинице «Лисица», — да только ты совсем не похож на него.
— Ну, если на то пошло, то сейчас я вряд ли похож и на Ролана Силверлифа.
— Действительно, — признал Алек. — Сколько же у тебя всего имен?
— О, сколько потребуется. Раз уж ты не веришь, что я и Арен Виндовер — одно и то же лицо, придется дать тебе доказательство. Какая из моих песен тебе больше всего понравилась?
— «Смерть Арамана», — без колебаний ответил Алек. — Мелодия потом вертелась у меня в голове очень долго, но я не мог вспомнить все слова.
— Что ж, пусть будет «Смерть Арамана». — Серегил откашлялся и запел. У него оказался звучный, выразительный тенор. Вскоре Алек начал подпевать. Его голос не был так же хорош, но он верно следовал мелодии.
По бурному морю Араман поплыл, Сотню бойцов он вел. Как смерть, корабль его черен был, Багрянцем парус расцвел. К далекой Симре правил их рулевой, Сквозь туман и снежную муть. Из тех ни один не вернулся домой, Кто с Араманом двинулся в путь.
Чести цена — кровь и сталь, И гибель — не за горой.
Солдатская жизнь — не благостный рай, Но клянусь, мне не надо другой.
Король Миндар, укрыт за стеной, Смотрел, как корабль спешит. Пять сотен солдат у него за спиной, И все как один хороши. И вышли они из ворот городских — Не страшен заморский им враг. Но вверх по берегу вел своих Араман, поднявший стяг.
Чести цена — кровь и сталь, И жизнь, коль на то уж пошло. И тщетно любимые смотрят вдаль, И ждут, не плеснет ли весло.
Араман рванулся в кипящий бой — Король отразил удар.
«Заплатишь за ложь свою ты головой!» — Услышал сквозь крики Миндар.
«Пусть войско твое и стоит стеной, А людей моих — наперечет, Клянусь, ждать не буду я тени ночной, Твою голову меч мой снесет, Чести цена — кровь и сталь, И пусть плоть рассечет клинок, Солдату награда — совсем не медаль, А славы бессмертной венок.
На поле кровавом отряды сошлись, Меч ударил о медный щит, Друг друга противники в битве нашли:
Шлем погнулся, копье трещит.
Пловцу не спастись среди бурных стремнин…
Остались средь мертвых тел Араман с Миндаром один на один — И каждый могуч и смел.
Чести цена — кровь и сталь. И знает только вдова, Что значит навек обрести печаль Тем, чья жизнь началась едва.
Грудь к груди, меч на меч бьются смертно они Ни один не готов уступить.
Ненавистен Араману враг искони, Должен чашу свою он испить.
Кровь ручьем уж течет из Миндаровых ран, И Араман свое получил…
Тень ночная легла, и Миндар проиграл — Наземь рухнул и дух испустил.
Чести цена — кровь и сталь — И для лорда, для смерда — одна. Во главе войска в ад попадет генерал:
Там уж, верно, получит сполна.
Победитель Араман на землю упал, Был отлив, и вместе с волной Жизнь его покидала — как бледный опал Стал лик его мертвый, немой. Цену чести Араман сполна уплатил. Жизнью, кровью — своей и чужой. Берег пуст, скоро будет тут много могил… Но добился победы герой.
Чести цена — кровь и сталь. И хоть слава громка, солдат, Не воскресит она, как ни жаль, Тех, что в хладных могилах лежат.
— Молодец! — поаплодировал ему Серегил. — Если тебя подучить, из тебя получится неплохой бард.
— Из меня? — переспросил Алек со смущенной улыбкой. — Представляю себе, что на это сказал бы мой папаша!
«Я тоже», — подумал Серегил; из того, что ему случилось услышать, он заключил, что старик был довольно мрачным типом.
Большую часть дня путники развлекали друг друга, распевая по очереди. Заметив, как краснеет Алек от непристойных песен, Серегил постарался включить в свой репертуар их как можно больше.
Два дня они скакали без отдыха и мерзли по ночам, но все равно время пролетело быстро. Серегил оказался спутником, о каком Алек мог только мечтать: долгие часы он заполнял своими рассказами, песнями и легендами. Единственной темой, которой он упорно избегал, было его собственное прошлое, и Алек быстро усвоил, что настаивать тут бесполезно. В остальном же они прекрасно ладили. Алека особенно интересовали рассказы Серегила о жизни в южных краях.
— Ты так и не рассказал мне, почему Три Царства так часто воюют между собой, — напомнил он Серегилу, когда однажды пауза в их беседе затянулась.
— Что поделаешь, я все время отвлекаюсь, такой уж я человек. О чем ты хочешь узнать?
— О царе-жреце и вообще обо всем. Ты говорил, что раньше это была одна страна, а потом она разделилась на три. Что произошло?