Серегил пожал плечами, все еще не поднимая глаз.
— Не знаю, наверное. Я хочу сказать, тогда это представлялось мне удачной мыслью. Но я на самом деле не знал, сможешь ли ты быть мне полезен, пока мы не забрались в дом мэра.
— И что бы ты сделал, если бы я не оказался «полезен»?
— Оставил бы где-нибудь в безопасном месте, снабдив деньгами, а сам бы исчез. Я часто раньше так поступал с людьми, которым приходилось помогать. Но ты оказался не такой, как другие, так что я отказался от этой мысли.
Алек удивился странному чувству общности, когда их глаза встретились. Тепло, как от глотка вина, разлилось по его телу.
— Так что да, сначала я тебя обманывал, — продолжал Серегил. — Ты только вспомни, скольким людям тебе пришлось лгать с тех пор, как ты связался со мной. Такова природа нашей работы. После Вольда, однако, я был с тобой честен, насколько это вообще для меня возможно. Я собирался рассказать тебе больше, подготовить тебя, но тут меня свалила болезнь. — Он помолчал. — Сомневаюсь, что, окажись я на твоем месте, я проявил бы такую же преданность. Но так или иначе, после Вольда и той засады в лесу я стал думать о тебе как о своем друге — первом новом друге за многие годы. Я считал, что ты это понимаешь, и за эту свою уверенность я прошу у тебя прощения.
— В этом нет необходимости, — смутившись, пробормотал Алек.
— А я думаю, что есть. Проклятие, Алек, ты для меня такая же загадка, как и я, наверное, для тебя. Я все время забываю, как ты молод, как мы с тобой отличаемся друг от друга. Мы с Микамом были почти ровесниками, когда познакомились. Мы одинаково смотрели на мир. А уж Нисандер! Он, по-моему, всегда знал, о чем я думаю, прежде чем я сам это осознавал. А с тобой — все не так. С тобой я Двигаюсь на ощупь и, похоже, причиняю тебе боль, не понимая этого.
— Да не так уж, — промямлил Алек, выбитый из колеи этой неожиданной откровенностью. — Просто иногда кажется… кажется, будто ты не доверяешь мне.
Серегил невесело рассмеялся:
— Ах, Алек! «Рей форил тос токун ме бритир, вре шруит я».
— Что это значит?
Серегил протянул Алеку свой кинжал рукоятью вперед.
— «Ударь меня ножом в глаз, я не поморщусь», — перевел он. — Это старая клятва, означающая полное доверие, и я даю ее тебе от всего сердца. Можешь ударить меня кинжалом, если хочешь.
— Ты это сейчас придумал?
— Нет, это действительно старинная клятва. И я готов дать тебе еще десять столь же суровых, если это убедит тебя, что я на самом деле сожалею о своем поведении.
— Да помилует меня Создатель, я ведь просто хотел, чтобы ты рассказал мне про улицу Колеса!
— Ладно, про улицу Колеса. — Серегил снова сунул кинжал в сапог. — Все началось после того, как я не смог осилить науку Нисандера. Я сбежал и несколько лет вел тяжелую жизнь. Тогда-то я и научился воровать. Когда я вернулся в Римини, я увидел, что интриги скаланской знати могут обеспечить меня занятием. Мне нужно было только зарекомендовать себя, а это оказалось нетрудно. Мое пестрое прошлое, интерес ко мне как к родичу царицы и как к ауренфэйе, мои воровские таланты и пронырливость… — Серегил шутливо развел руками. — Все это обеспечило мне успех. Благородный Серегил, раскаявшийся изгнанник, скоро приобрел репутацию человека, с симпатией выслушивающего любого, охотно угощающего выпивкой, гуляки не особенно строгих правил. В общем, человека незначительного, а потому такого, с кем все болтали без всяких опасений.
Я сделался любимцем молодых знатных шалопаев, а у них мне удавалось узнавать весьма ценные сведения. После этого было уже нетрудно пустить слух, что благородный Серегил, при всех своих прекрасных качествах, не всегда вращается в самом лучшем обществе. Просочились намеки, что я иногда могу посодействовать, если нужно нанять ловкача, готового за соответствующую плату выполнить деликатное поручение.
— «Кота из Римини»! — ухмыльнулся Алек.
— Именно. Мой секрет был известен только Нисандеру, и он с радостью воспользовался моими услугами. От меня ему гораздо больше пользы было как от шпиона, чем как от подмастерья. Но даже тогда я слишком любил свободу, чтобы играть роль аристократа все время. Поэтому я купил «Петуха» и оборудовал там себе убежище. Нисандер по моей просьбе нашел для меня Триис. Силла тогда была не старше, чем теперь Иллия…
— Да, но все же как насчет улицы Колеса? — настойчиво спросил Алек, которому хотелось услышать конец этой истории до того, как стемнеет. Серегил, раз уж начинал рассказывать о чем-то, не упускал ни единой детали.
— Опять я отвлекся? Так вот, время шло, и молодые шалопаи, с которыми я водился, остепенились и сами обзавелись молодыми шалопаями-сыновьями. Ауренфэйе я или нет, от меня ожидали того же. Чтобы сохранить доверие клиентов, я должен был создать видимость такой же солидности. Я начал вкладывать деньги в морскую торговлю и преуспел в этом, что, впрочем, неудивительно, если учесть, к какой информации я имел доступ. Помимо денег, мои предполагаемые деловые интересы давали мне прекрасное оправдание для длительных отлучек.
К сожалению, вся эта конструкция стала со временем уж очень громоздкой. Если бы я так не любил Римини, я мог бы покончить с благородным Серегилом и начать заново где-нибудь в другом месте Для тебя, однако, это означает, что благородному Алеку из Айвиуэлла предстоит еще многому научиться
— К тому времени, когда я выучу половину того, что ты хочешь, я буду стариком с бородой до колен.
Ухмыльнувшись, Серегил повернулся к широко раскинувшемуся перед ними морю.
— Ну, в этом я сомневаюсь. Очень, очень сомневаюсь.
Они переночевали в «Пони», респектабельной придорожной гостинице, а на рассвете следующего дня отправились дальше. Еще до середины дня путешественники добрались до перешейка, соединяющего Скаланский полуостров с материком.
Вздымающаяся из морских вод скалистая перемычка, похожая на выбеленный солнцем хребет, нигде не достигала в ширину больше пяти миль. Дорога шла по самому верху, и Алек видел водные просторы с обеих сторон: блестящее стальным блеском Осиатское и более мелкое голубое Внутреннее море.
Вскоре после полудня они добрались до заставы, охраняющей развилку дорог. Отсюда можно было попасть к двум мостам — восточному и западному — через канал и портам у его оконечностей — Цирне и Талосу. Свернув направо, Серегил и Алек скоро увидели восточный мост, изящной дугой вздымающийся над провалом канала. Это было основательное сооружение, достаточно широкое для того, чтобы даже самые большие телеги могли с легкостью на нем разминуться.
— До чего же отсюда потрясающий вид, верно? — сказал Серегил, натягивая поводья. В этот момент к мосту с противоположной стороны приблизилось несколько фургонов; за ними следовал кавалерийский отряд.
Алек почувствовал, как на спине выступил холодный пот, стоило ему бросить взгляд в открывающуюся под ногами пропасть. Он бывал на дне ее, мог оценить глубину. Поэтому огромный мост представлялся ему не более чем паутинкой над бездной.