— Ну, за такое трудно тебя винить, племянник. Но вам, девочки, следовало проявить больше рассудительности. Стыд какой! А ну быстро все отправляйтесь по домам и не думайте, что ваши родители об этом не узнают!
Уна, поворачиваясь, чтобы уйти, бросила взгляд на Тобина. И сомнение в ее глазах ранило его намного сильнее, чем все, что мог сказать или сделать король.
— Что касается остальных… — Эриус замолчал, и Тобин снова напрягся. — Вам надлежит провести ночь у алтаря Сакора и как следует подумать о собственной глупости. Марш отсюда! И оставаться там до утра, пока не придут другие компаньоны.
В эту ночь Тобин снова думал о короле и обо всем, что позволил себе забыть. Ведь несмотря на приступы бешеной ярости короля, Тобин был очарован отеческими манерами и щедростью Эриуса.
Появление Брата разрушило наваждение раз и навсегда, а заодно и разбило сердце Тобина. Ведь можно было не сомневаться в том, что пусть одно мгновение, но все же король готов был убить его — как и лорд Орун.
Но не пережитой страх и не наказание заставило Тобина тихо всхлипывать в глухой час ночи. Когда он, совершенно измученный, опустился на колени и задрожал от холода, откуда-то налетел легкий порыв ветра, странный дым с алтаря Иллиора окутал его, и он вспомнил… вспомнил, как мать тащила его к окну, пытаясь выбросить и его тоже, когда сама устремилась навстречу смерти. Он вспомнил, как выглядела река — черная толща воды меж заснеженных берегов. Вдоль самого края воды намерз лед, и Тобин тогда подумал, разобьется ли он, когда они с матерью упадут… Он уже падал, но что-то дернуло его назад, подняло в самый последний момент и оттащило от окна, подальше от предсмертного крика матери.
Это был Брат. Но почему он не спас их мать? А может, он и подтолкнул ее?
Рыдания душили Тобина. Ему приходилось напрягать всю свою волю, чтобы сдержать их. Но когда он уже думал, что вот-вот разрыдается в голос и снова опозорится, Ки нащупал его руку и сжал ее. Горе и страх медленно отступили, как волны в момент отлива. Повода стыдиться себя не было, и рассвет он встретил измученным, но на удивление спокойным. Брат снова спас его в этот день, как защитил от Оруна. И возможно, спасет еще раз, если король опять потеряет власть над собой.
«Ты нужен ему, а он нужен тебе», — так сказала Лхел. Должно быть, Брат тоже это знает.
Утром, вернувшись вместе с остальными во дворец, Тобин узнал от Балдуса, что этой ночью Уна бесследно исчезла.
Часть вторая
Если бы мы знали, куда заведет нас это видение, сомневаюсь, чтобы у нас хватило мужества последовать за ним. Оракул была по-своему добра…
Из документа, найденного в Восточной башне Дома Орески
Глава 27
Первая зима с Колином и Витниром прошла спокойно. Регулярно приходили весточки от Тобина и Ки; писала и Айя, теперь ей приходилось разрываться между путешествиями и более частыми визитами в столицу. Из осторожных намеков становилось ясно, что в древнем городе Айя нашла союзников — волшебников, которые могли принести больше пользы, оставаясь там, где они есть, чем присоединившись к Аркониэлю в замке.
Мальчики писали о придворной жизни, и в письмах Тобина Аркониэль улавливал скрытые нотки беспокойства и досады. Корин продолжал кутить и пьянствовать, у короля то и дело менялось настроение, а старшие юноши обращались с Тобином и его сверстниками как с детьми.
Ки, напротив, радостно сообщал о пирушках и девочках, которые проявляли к ним с Тобином интерес. Аркониэль догадывался, что именно эта сторона придворной жизни Тобина не слишком радует; он ни слова не писал о девочках, упомянул лишь об одной, с которой подружился и которая исчезла при весьма загадочных обстоятельствах. Он не вдавался в подробности, но у Аркониэля осталось смутное впечатление, что Тобин думает, будто ее убили.
Приближалась новая зима. Аркониэль все так же проводил время в мастерской, не забывая о своих гостях. Колина не слишком интересовала «домашняя магия» Аркониэля, как он называл занятия волшебника, и он предпочитал в любую погоду бродить по лесу. Привыкнув к новому дому, он оказался изрядным ворчуном, так что Аркониэль был рад предоставить его самому себе.
И еще Аркониэля несколько смущало пренебрежение Колина к Витниру. Не то чтобы он был суров с ребенком, просто частенько уходил, оставив мальчика на попечение Нари.
В то утро Аркониэль как раз заговорил об этом, когда Нари хлопотала в его мастерской, орудуя тряпкой для пыли.
— Все в порядке, — сказала она. — Я очень рада, что в этом доме снова появился ребенок. Видит Создатель, несчастный малыш так нуждается в ласке. Уж не знаю, родился он волшебником или нет, но ему здорово досталось, а ни одной живой душе до него дела нет.
Аркониэль уловил резкость в ее голосе. Отодвинув незаконченные записи, он развернул кресло от письменного стола.
— По-моему, Колин заботился о нем. Когда они у нас появились, ребенок выглядел неплохо, разве не так?
— Согласна, с голоду он не умирал. Но ты посмотри, как Колин обращается с мальчиком! Он ему и слова доброго не скажет, если вообще надумает с ним поговорить. А чего еще ждать-то? Колин только из чувства долга взял малыша, вот и все.
— Откуда ты знаешь?
— А что, Витнир мне сам рассказал, — ответила Нари, и Аркониэль заметил на ее лице довольную улыбочку, когда она отвернулась, чтобы протереть окно. — И еще я недавно выудила кое-что из Колина. Предыдущий наставник очень плохо обращался с несчастным ребенком, был пьяницей или того хуже, насколько я поняла. Думаю, после такого даже Колин светом в окошке покажется, только ему самому, похоже, до мальчишки никакого дела нет. — Нари смахнула пыль с большого подсвечника. — А я ничего не имею против малыша, пусть себе вертится под ногами. Он никому не мешает. Но если уж он родился волшебником и если судьба привела его к нам, может, ты уделишь ему больше внимания?
— Я? Да он со мной даже не разговаривает с самого первого дня!
Нари покачала головой.
— Ты хочешь сказать, что не замечал, как он ходит за тобой по пятам и таится под дверьми твоей мастерской?
— Нет, не замечал. Вообще-то я думал, что не нравлюсь ему. — После опыта общения с Тобином волшебника стали смущать молчаливые дети. — Каждый раз, когда я пытаюсь с ним заговорить, он сует в рот палец и таращится на собственные ноги.
Нари махнула на него пыльной тряпкой и хихикнула.
— Представляю, как ты с ним заговорил! С тех пор как мальчики уехали, ты стал неприветливым, даже раздражительным немного.
— Неправда!
— Правда, правда! Нам-то с поварихой все равно, но теперь в доме появился маленький мальчик, а в детях я понимаю лучше тебя. Улыбнись ему! Покажи пару фокусов, и ставлю целый сестерций против медной монетки — он сразу оттает!