Илинханов тяжело вздохнул, посмотрел внимательнее на Верещака и проговорил с ноткой сожаления:
– Он жив…
– Конечно, жив! – воскликнул следователь. – Но мне надо, чтобы он мог говорить.
– Ладно, – сказал медэксперт, – выйдите все, кроме… – Он указал на дюжего оперативника. – Вы останетесь, помогать мне будете.
– Ну, чего застыли, как в заключительной сцене «Ревизора»! – замахал руками на присутствующих следователь. – Сказал же Зуфар Раисович: «Выметайтесь!»
– И вы, гражданка, тоже, – обратился он к Кокориной.
Василиса расхохоталась, подхватила Мирославу под руку, а когда они оказались в коридоре, шепнула:
– Любит наш Шура поруководить.
– Есть такое, – с улыбкой согласилась Мирослава.
– Правда, что вы дружите с ним с самого детства?
– А что, Шура не рассказывал вам, как мы в детском саду сидели на одном горшке? – тихо засмеялась Мирослава.
– Нет…
– Расскажет еще. Хотя ни я, ни он в детский сад не ходили.
– А как же?
– Просто таким образом Шура хочет подчеркнуть глубину исторических корней нашей дружбы. Если бы это было возможно, он бы стал уверять, что дружить мы с ним начали еще в античные времена. А в свидетели призвал бы Светония.
Василиса тоже рассмеялась.
– Но вообще-то мы с Шуркой действительно дружим с раннего детства. И я благодарна судьбе, что у меня есть такой друг, – добавила она серьезно.
Василиса понимающе кивнула.
– О чем шепчемся? – подлетел к ним следователь.
– Так, о своем, о девичьем, – отмахнулись они от него и одновременно прыснули со смеха – до того следователь в этот момент походил на сердито напыжившегося воробья.
– Ну, ну, веселитесь, веселитесь, – пробормотал он и быстро отошел.
Казалось, что время тянется очень долго.
Кокорина предложила пройти в гостиную и там подождать.
Но все упорно оставались стоять в коридоре.
Сама Елена прислонилась спиной к стене и обводила полицейских угрюмым взглядом. Их присутствие раздражало ее, но она понимала, что они не уйдут, пока не выяснят то, зачем пришли.
И она не знала, что для нее лучше – чтобы Адама не удалось привести в чувство или чтобы он протрезвел настолько, чтобы смог выложить им правду.
Наконец дверь приоткрылась, и медэксперт жестом пригласил их войти.
Но Наполеонов взял с собой только Кокорину, Мирославу и Василису, остальным велел дожидаться в коридоре.
Верещак теперь сидел на стуле. Его плечи были опущены, веки набрякли, а глаза поражали отсутствием в них даже проблеска мысли.
– Вот, сделал все, что мог, – развел руками медэксперт.
– Говорить он может? – спросил Наполеонов.
– Может.
– А соображать?
Илинханов пожал плечами.
– Как вы оказались здесь? – спросил следователь Верещака.
Ответом ему было молчание, Верещак даже головы не повернул.
– Как давно вы здесь находитесь?
Результат – тот же.
– Почему вы проигнорировали похороны Евгении Бельтюковой? – спросила Мирослава.
Голова Верещака повернулась в ее сторону.
– Какие похороны? – спросил он недоуменно и потер лоб тыльной стороной руки.
– Вашей любимой девушки.
– Девушки? Любимой? – переспросил он.
– Ну, мы не знаем. Может быть, вы разлюбили Евгению настолько, что убили ее.
– Как убил?! – стало заметно, что мысли в голове Верещака зашевелились.
– Задушили черным чулком. Вы, вы, гражданин Верещак! – не выдержал следователь.
– Я – Женю?! Да вы с ума сошли! – Адам вскочил со стула. Но был тут же водворен дюжим оперативником на прежнее место. – Вы лжете! – закричал Верещак, пытаясь вырваться из удерживающих его рук.
Но силы были неравные, накачанный оперативник без видимых усилий удерживал циркового артиста, организм которого был изнурен чрезмерным злоупотреблением алкоголя.
– Да не вертитесь вы, как уж на сковородке! – прикрикнул на него следователь. – Отвечайте, за что вы убили Евгению Бельтюкову?
– Я никого не убивал!
И обращаясь к оперативнику:
– Да отпустите же меня, наконец!
– А вы будете паинькой и станете сидеть смирно? – спросил тот голосом заботливой няньки.
– Буду!
– Обещаете?
– Обещаю!
– Отпусти его, – велел Шура, – но стой рядом.
Оперативник кивнул и разжал крепкие, но далеко не дружеские объятия.
Верещак встряхнулся всем телом, как бродячий пес, попавший под ливень.
Он изо всех сил пытался справиться с волнами накатывающей на него дурноты. Адам никак не мог уразуметь, что Женя убита. Вдруг его просто жестоко разыгрывают?
– Я вам не верю, – сказал он.
– В смысле? – удивился следователь.
– Женя жива и здорова.
– Так, – проговорил Наполеонов, – такое впечатление, что вы, гражданин Верещак, все это время пребывали не в загородном доме нувориша.
– Не имеете права! – неожиданно взвизгнула Кокорина.
– Не понял? – оглянулся следователь.
– Мой отец не нувориш! – Елена топнула ногой. – Он – честный предприниматель!
У Наполеонова уже вертелся на языке ядовитый вопрос: «А где твой папаша, так называемый честный предприниматель, деньги взял на открытие бизнеса?» Но ничего такого он не сказал, негоже следователю пререкаться со свидетелями.
– Ну, так вот, господин артист, – повернулся он снова к Верещаку, – у меня складывается такое впечатление, что все это время вы пребывали не в загородном доме товарища предпринимателя, – не смог он удержаться от иронии, – а в пещере каменного века.
– Почему это?! – взвилась Кокорина.
– Помолчите! – рявкнула Василиса и посмотрела на Елену таким тяжелым взглядом, что та невольно прикусила язык.
– Да потому, – ответил Наполеонов, – что о смерти Бельтюковой сообщали все газеты и местные телекомпании. А уж в Интернете, несомненно, об этом судачили все, кому не лень. И только вы, господин артист, и ваша новая возлюбленная ничего не знали.
– Она мне не возлюбленная, – хмуро проговорил Верещак, не глядя в сторону Кокориной.
– Ну, новая подружка, – легко согласился следователь.
– И не подружка! – рявкнул Верещак.
– Что же вы в таком случае здесь делаете? И зачем вообще сюда приехали?