Евгения же попросила Глеба занести наверх ее покупки.
Он подхватил все купленное Евгенией в две руки и стал подниматься по лестнице, следуя за идущей впереди него хозяйкой.
– Я так устала сегодня, – пожаловалась она ему, когда они вошли на ее половину.
И, заметив его улыбку, добавила:
– Тебе хорошо, ты все время, что мы с Верой бегали, утруждая свои маленькие ножки, сидел в машине.
Глеб продолжал улыбаться. Он ни за что на свете не назвал бы ножки Евгении, которая носила 39‐й размер, маленькими.
Вот у его Аленушки они и впрямь как у принцессы – 36‐й размер.
– А чего ты все время сияешь? – спросила Евгения.
– Разве нельзя?
– Почему же нельзя, можно. Просто ты напоминаешь мне батарейку.
– Какую батарейку?
– Обыкновенную, – улыбнулась она, – не хочешь поделиться с девушкой энергией? Мне подзарядка сейчас не помешает.
Он и сам не мог потом понять, как это случилось. Она буквально изнасиловала его – набросилась, повалила и стала рвать одежду.
И он, точно загипнотизированный, поддался, уступил ее неистовому желанию.
А когда все закончилось, поспешно оделся и, не глядя на девушку, выскочил за дверь.
Произошедшее не поддавалось осмыслению.
Он ненавидел и себя, и ее.
И когда услышал о том, что Евгении больше нет в живых, то сначала обрадовался, а потом испугался своих собственных чувств.
* * *
У Захара Борисова сегодня был день орхидей…
Это никакой не праздник, просто день, полностью посвященный уходу за орхидеями.
Старик Осип сегодня что-то занемог, и Захар отпустил его домой.
Втайне он был даже рад, что остался один, никто не мешал ему думать о своем, никто не отвлекал разговорами. Хотя Осип, к счастью, не был словоохотливым, и все-таки сейчас ему хотелось побыть одному, не только без разговоров, но и без посторонних глаз.
Вчера состоялись похороны Евгении Бельтюковой. Отец ее на них присутствовать не мог, Валентин Гаврилович по-прежнему лежал без сознания в реанимации.
Всем занимался теперь Филипп Яковлевич, Василий Афанасьевич во всем ему помогал. Вера Максимовна вместе с Серафимой Оскаровной суетились по дому, на них же легло приготовление к поминкам.
Зато от Мирона Порошенкова не было никакого проку, он ходил по дому с отсутствующим видом или запирался в своей комнате и подолгу не выходил оттуда.
«Никогда бы не подумал, что он может так расклеиться», – неприязненно подумал Захар.
Проводить Евгению приехало много народу.
Обслуге тоже разрешили присутствовать, и они стояли отдельно, сбившись в стаю, как испуганные птицы.
Захар невольно обратил внимание на высокую даму под черной вуалью. Рядом с ней постоянно находился Филипп Яковлевич, время от времени он поддерживал ее за руку.
Чуть позже он услышал приглушенный шепот одного из присутствующих, мужчина сказал приятелю:
– Вон там, видишь, сама Шумская.
– А что она здесь делает? – так же шепотом удивился тот.
– Так Карина Викторовна – близкая подруга Бельтюкова, – шепот говорившего стал заговорщическим.
– Никогда бы не подумал, – отозвался его знакомый.
Захар тоже не подумал бы, что у Валентина Гавриловича имелась подруга. Казалось, все интересы миллиардера сосредоточились на дочери и бизнесе. Нет, были еще, конечно, родственники – брат, племянник…
К Порошенкову дядя относился как к сыну. Ходили слухи, что половину своего состояния он отпишет ему.
Вот и невесту ему Валентин Гаврилович нашел перспективную.
Она тоже была на похоронах.
Зиновию Витальевну Бочарову нельзя было назвать красавицей, но и дурнушкой она тоже не была, обычная среднестатистическая девушка.
Но консервный завод «Бычок», принадлежащий отцу Зиновии, делал ее неотразимой красавицей в глазах многих представителей мужского пола.
И поэтому было странно наблюдать за поведением Мирона, который выглядел рассеянным, постоянно отворачивался от невесты, кажется, совершенно не замечал ее.
Захар вспомнил, что, когда Валентин Гаврилович был здоров, Порошенков не позволял себе столь демонстративно воротить нос от дочери уважаемого человека.
Скорее всего Зиновия с самого начала была не по вкусу Мирону, но он смирился с волей дяди, так как зависел от него.
Теперь же дядя в больнице и неизвестно, когда и в каком состоянии выйдет оттуда.
Садовник вздохнул, выныривая из своих мыслей, и вернулся к орхидеям.
Сегодня ему нужно было осмотреть каждое растение, убедиться, что оно здорово, изолировать пораженные болезнями экземпляры, если такие обнаружатся.
Оказавшись возле орхидеи, густо усыпанной крупными желто-зелеными цветками с красновато-бронзовыми пятнами на лепестках, Захар снова задумался.
Родиной этих орхидей были Соломоновы острова. Увлеченно читая любую попадавшуюся ему на глаза информацию об экзотических растениях, когда-то Захар узнал, что аборигены использовали семена этих цветов для приготовления приворотного зелья.
Вроде бы стоит только подмешать в кушанье семена и накормить им женщину, как она навеки станет твоей.
Но его Любочку привораживать не надо, она и так пойдет за ним на край света.
А та, другая…
Он словно наяву увидел сияющие небесно-голубые глаза под капризно изогнутыми бровями и рассыпанные по плечам пепельные локоны.
И вспомнил тот летний день, когда лучи солнца горячими губами ловили на лету крупные, редкие капли слепого дождя.
Евгения попросила его срезать несколько белых лилий, и он повиновался.
Когда букет уже был достаточно большим, он повернулся к ней, чтобы отдать цветы, а она схватила его за руку и, весело хохоча, потащила в беседку.
Ничего не понимая, он подчинился ей не слишком охотно, пару раз споткнулся, бормоча на ходу, что у него еще много работы.
Он и впрямь не собирался играть в жмурки с хозяйской дочкой, поэтому попытался высвободить свою руку. Но не тут-то было. Ее пальцы обвились вокруг его запястья, как стальной браслет.
А потом она толкнула его, и он, не ожидавший ничего подобного, упал на спину на мягкий мох, и букет лилий каким-то образом оказался у него под головой.
– Евгения! Что вы делаете?! – воскликнул он протестующе. Но тотчас мягкие сладкие губы впились в его рот горячечным поцелуем, лишившим его разума.
Он задыхался в ее объятиях, стонал, с его губ срывались бессвязные фразы. И он желал ее! Желал и еще раз желал.