– Откуда вы знаете? – удивился Артамонов.
– Полиции полагается все знать по долгу службы, – строго проговорил следователь.
Артамонов грустно закивал головой, то ли соглашаясь со следователем, то ли порицая его за осведомленность.
– Но и эта свадьба не состоялась? – спросил Наполеонов.
– Не состоялась, – вздохнул Василий Афанасьевич.
– По какой причине?
– Никто не знает.
– То есть?
– Репьев расторг помолвку и не удосужился объясниться.
– Валентин Гаврилович легко смирился с этим?
– Ну что вы! Конечно, нет! Был скандал. Но выносить сор из избы не стали, все замяли по-тихому. И Бельтюкову, и Репьеву не нужны пятна скандалов на имидже.
– Пятна бывают даже на солнце, – философски заметил Наполеонов.
– Сравнили, – хмыкнул Артамонов, – то – солнце, а то – бизнес. Солнце от своих пятен никаких убытков не несет. А бизнесмена всякий в грязи вывалять норовит, дай только повод.
– А Евгения сильно горевала из-за расторжения помолвки?
– Скажете тоже, горевала она, – усмехнулся Василий Афанасьевич, – как только узнала, что жених от нее отказался, сразу на радостях вечеринку закатила.
– Вот как? – озадачился следователь. – И где же проходила вечеринка, и кто на ней присутствовал?
– Подружки ее, наверное, – пожал плечами Артамонов, – где гуляли, не знаю. Спросите у Веры, Женя ей иногда рассказывала о своих делах.
– Вера – это ваша жена?
– Да. Потом может знать Глеб Земской.
– Шофер? – удивился Наполеонов.
– Шофер. Он ее обычно отвозил и привозил. Не садиться же ей, выпившей, за руль.
– Действительно, – согласился Наполеонов.
– А какие отношения были с сестрой у Мирона?
– Отличные были отношения. Они же вместе росли, вместе шалили и взрослели.
– А ссоры между ними случались?
– В детстве случались, как и у всех детей.
– А позже?
– Позже? – переспросил Василий Афанасьевич. – Позже – нет. Чего им, взрослым, делить?
– Мирон мог завидовать сестре…
– Глупости, – отмахнулся Артамонов и тут же, спохватившись, добавил: – Извините.
– Ничего, мы привыкшие, – ответил следователь.
– Я просто хотел сказать, что Мирон – умный, способный парень. У него большое будущее, и он не станет…
– Портить имидж… – проговорила Мирослава.
Василий Афанасьевич пристально посмотрел на девушку и сказал:
– Вы совершенно правы. Дядя бы так и так о нем позаботился и помог крепко встать на ноги.
– Если бизнес Бельтюкова теперь перейдет к Мирону, он его продаст?
Лицо Артамонова приобрело выражение полной растерянности. Было видно, что подобная мысль никогда не приходила ему в голову.
– Но Валентин пока жив, – пролепетал он неуверенно.
– Пока, как вы верно заметили…
– Я думаю, что по закону какую-то часть бизнеса должен получить и Филипп Яковлевич.
– Возможно. Но разве он станет им заниматься?
– Скорее всего нет, – закручинился Василий Афанасьевич.
Следователь не мешал Артамонову как следует обдумать открывшееся истинное положение дел.
– Вы правы, – заговорил Василий Афанасьевич, – куда ни кинь – все клин.
– Хотя, вполне возможно, – решил ободрить его следователь, – Бельтюков выкарабкается и найдет возможность устроить все наилучшим образом.
– Только на это и остается надеяться, – вздохнул мужчина.
– Спасибо вам, Василий Афанасьевич, что вы ответили на наши вопросы. Вероятнее всего, нам придется побеспокоить вас еще не один раз.
Мужчина понимающе закивал.
– А теперь вы свободны. И пригласите, пожалуйста, к нам свою жену.
Артамонов, снова молча, покивал, тяжело поднялся со стула и направился к двери, приволакивая при ходьбе ноги, как старик.
Когда за ним закрылась дверь, Наполеонов, вздохнув, повернул голову к Мирославе и сказал:
– Кажется, я зря сказал ему про возможную продажу бизнеса.
– Почему зря? – не согласилась Волгина. – У него появилось время все обдумать и просчитать варианты.
– Думаешь?
– Уверена.
– Но он вышел отсюда, как мешком накрытый.
– Это у бизнесменов временное состояние, – улыбнулась Мирослава.
Шура еще что-то хотел сказать ей, но тут дверь приоткрылась и приятный женский голос проворковал:
– Вы меня звали?
– Да, да, Вера Максимовна, заходите.
Симпатичная, с высокой грудью, стройными ногами и миловидным лицом блондинка, которой на вид было лет тридцать, грациозно прошествовала от двери до удобного кресла и легко опустилась на него.
Перед мысленным взором Наполеонова нарисовалась бабочка, опустившаяся на чашечку цветка. Он закрыл глаза, потом открыл их и слегка помотал головой.
«Симпатичная жена у Артамонова», – подумала тем временем рассматривающая женщину Мирослава.
– Вера Максимовна, расскажите нам, пожалуйста, как можно подробнее о событиях того дня, когда в вашем доме произошла трагедия.
Артамонова облизала губы и начала рассказывать:
– Утром мы с Женей отправились по магазинам. Она хотела кардинально изменить свой гардероб.
– На то имелись причины?
– На что? – не поняла Артамонова.
– Для покупки нового гардероба?
– Собственно, нет, но Женя время от времени собирала все свои тряпки и отправляла на благотворительные акции, а себе покупала все новое.
Женщина посмотрела на Мирославу и спросила:
– Если деньги есть, то отчего же не позволять себе эти перемены?
– Возможно, дело не только в наличии денег для покупок, – проговорила та.
– А в чем же? – удивилась Артамонова.
– Например, в недовольстве собой, своей внешностью…
– Ну, что вы, – улыбнулась Артамонова, – Женя была очень красивой! Сейчас я вам покажу! – Она встала с кресла, быстро подошла к одному из отсеков шкафа, заполненного красивой посудой, присела на корточки, открыла нижний ящик и достала из него альбом, обтянутый бархатом.
Она подошла к столу, положила альбом перед Наполеоновым и раскрыла его:
– Вот, смотрите!
Мирослава подошла и встала рядом. С фотографий смотрела на них прелестная Мальвина. Под изогнутыми луками бровей сияли синие глаза, курносый носик был кокетливо вздернут, губы то капризно поджаты, то приоткрыты в белозубой улыбке. На одних фотографиях пепельные волосы рассыпались по плечам, на других набегали на лоб, а на третьих были подняты вверх и собраны в прическу.