– Она еще и дерзит. Торопишься умереть? Дай немного передохнуть, – сказал Шестаков, растирая грудь со стороны сердца. – Да, нелегкое это дело. Первый раз собственноручно кого-то пристрелил. Тяжеловато, знаешь ли, начинать. Но нужда не то еще заставит делать.
Он прислонился головой к высокой спинке дивана, не отводя от Аси взгляда и направляя на нее пистолет. Пот заливал глаза, и Шестаков время от времени вынимал из кармана платок и вытирал лицо, раскрасневшееся то ли от волнения, то ли от повышенного давления.
– Вы убили своего хозяина. Это странно. Надоело быть у кого-то на побегушках?
– Нет, дорогуша, вторая попытка угадать, кто я, также тебе не удалась. Плохой из тебя сыщик. Да и журналист никакой.
– Тогда к чему все это?
– Интересный вопрос. Зачем мне, не совсем удачливому бизнесмену Шестакову Герману Владимировичу, принимать участие в этой грязной истории с ограблениями банка и убийствами? Ради денег, голубушка. Ради них, проклятых. А как же иначе-то? Только деньги – всему голова на свете и настоящая действенная сила. Без них ни туда ни сюда и вообще никуда. Поэтому ты удивляешься совсем не тому, чему следует удивляться.
– А чему я должна, по-вашему, удивляться?
– Тому, голуба моя, почему я, так сказать, козырной туз, должен сам участвовать в ограблениях и убийствах, когда для этого есть шестерки.
– Но помилуйте, Герман Владимирович, какой же вы козырной туз!
– Лучше бы ты спросила, какой же я Герман Владимирович? Вот он-то как раз и никакой. Нет никакого Германа Владимировича. Он умер лет десять тому назад. Но ни ты, ни наши доблестные органы об этом не знают. И никогда не узнают.
– Неужели вы убили его и скрываетесь под его именем?
– Нет. Я в своей жизни – до сегодняшнего дня, конечно, – и мухи не обидел, не то чтобы убить кого-то. Он умер сам, от сердечного приступа. И я понял, что раз его никто не хватился, так и не хватится никогда. Никчемный, надо сказать, был человечишка. Всего-то и толку от него, что только паспортом его иногда воспользоваться. Вот я порой и перевоплощаюсь. С помощью небольшого количества грима и накладной лысины. Когда особенно скучно становится или для дела необходимо. Как побываешь в роли Шестакова, неудачника и убогого существа, так потом возвращаться в свою роскошную шкуру просто не описать как приятно и словами не передать. Сам себе начинаешь завидовать.
– Кто же вы на самом деле и зачем мы с матерью понадобились вам?
– Я же сказал – козырной туз. А Трунов и Копцова – мои шестерки. На этот раз они сработали из рук вон плохо, поэтому мое дело на грани провала. Вот я и вынужден исправлять их ошибки.
– Я поняла! Вы – Сольников Эдуард Андреевич, хозяин коммерческого банка «Солли».
– Ну наконец-то! А я уж думал, тебе подсказывать придется. Значит, ты поймешь, что оставлять в живых ни Трунова, ни Копцову не было никакой возможности. Ведь так? А чтобы мое инкогнито так и оставалось для всех тайной, я вынужден, голуба моя, подставить под удар непосредственно тебя. Ведь это ты – источник всех моих бед. Не сиделось тебе дома спокойно, так ты решила старые дела, которые уже пылью успели покрыться, разворошить. Так сама теперь и вини себя. А с шестерками поступим так: якобы Трунов и Копцова, перед тем как отправиться за границу – билеты у них, кстати, уже в карманах, – похитили твою мать, чтобы заманить тебя сюда и отомстить за то, что ты их так не вовремя разоблачила. Как думаешь, поверят?
– Вполне. И что же они собираются сделать с нами?
– Убить, конечно. Но планам их не суждено исполниться. Потому что ты приходишь в дом не одна, а со своим хахалем, который пробирается с черного хода. Трунов набрасывается на него с ножом и убивает, даже не подозревая о том, что ты прихватила с собой пистолет. Когда он поворачивается к тебе, чтобы также расправиться и с тобой, ты стреляешь Трунову прямо в сердце и убиваешь его. Надо будет тело Трунова для пущей убедительности подтащить к тому неизвестному в холле, чтобы и его задействовать в нашей криминальной разборке… Затем ты поднимаешься наверх. Копцова из засады на тебя нападает, ты в нее стреляешь. Но, тяжело раненная, та все же выхватывает из твоих рук пистолет и убивает тебя. С твоей матерью еще проще: она приходит в себя и, увидев мертвую дочь, погибает от передозировки снотворного. То есть кончает жизнь самоубийством. Как тебе такой план?
– Никуда не годится!
– Это почему так? Умирать не хочется?
– У меня пистолета не может быть в принципе. Поэтому полиция решит, что это инсценировка, и начнет искать, кому это выгодно.
– Никого они искать не будут. И ты об этом знаешь не хуже меня.
– Они не поверят, что я смогла справиться с двумя похитителями матери и даже убить их.
– Но вас тоже было двое, учитывая того, кто лежит в холле. А у тебя еще и пистолет в руках.
– Ну да, с глушителем. Особенно полицию порадует глушитель.
Сольников, не опуская пистолет и не спуская глаз с Аси, мгновенно свинтил глушитель и сунул его в карман.
– Так тебе больше нравится?
– Полиция все равно догадается, что это лишь чья-то бездарная подтасовка фактов. А раз убиты Трунов и Копцова, то следователь Следственного комитета Ростоцкий, который сейчас занимается банком «Солли» и которого я хорошо знаю, обязательно заподозрит, что есть кто-то еще, кому выгодно все списать на эту парочку, а самому остаться в тени.
– Да, но твое убийство выгодно только Трунову и Копцовой. А если вы поубивали друг друга во время разборки, то и искать больше некого. Какая же ты наивная! И слишком хорошо думаешь о полиции. Ничему-то тебя жизнь не научила. Это они только в кино и книжках такие проворные, что непременно находят преступников.
– А вот вы полицейских недооцениваете. И это вам с рук не сойдет.
– Уже сошло. Убийцу твоего отца так и не нашли, да и искать перестали. До Копцовой тоже не смогли добраться и смерть Евсеевой записали как несчастный случай. Не говоря уже о Берлицком, который покончил жизнь самоубийством. Ты думаешь, они теперь так вот просто откажутся от моей удобной для них и хорошо продуманной версии? Ошибаешься. Зачем им лишние висяки, да еще в количестве четырех трупов?
– Значит, Копцовой тоже уже нет в живых?
– Ее тело наверху, в комнате твоей матери. А ты как хотела? Чтобы Копцова сидела где-нибудь в засаде и слушала наш разговор? Если бы не Трунов, я бы с ней не справился… Ну что, пойдем и мы наверх? Пора заканчивать этот спектакль. Будет лучше, если тебя найдут рядом с матерью. Так не только трагичнее, но и правдоподобнее. Копцова тебя тяжело ранила, а ты добралась до матери и только возле нее отдала концы.
Ася почувствовала, как от ужаса ее тело словно каменеет, и сердце щемит так, что не вздохнуть. Сможет ли она незаметно вытащить пистолет? Сольников не спускает с нее глаз, следит за каждым движением. Ася убрала со стола затекшие ладони и принялась их растирать.