— Как это все… очень тонко. — Алик покрутил головой. — Ты считаешь, что ночью там кто-то был? Ты совсем меня запутал.
— Пока не знаю. Скорее нет, чем да. Елена Федоровна говорит, отпечатки в спальне и на пианино только ее собственные. Вино и таблетки… Сам понимаешь.
— У мужа алиби, у сестры тоже… — заметил Алик. — И следствие ничего не выявило. Кукла у тебя?
— У меня. Хочешь посмотреть?
— Хочу!
Шибаев принес папку, достал сверток, развернул.
— Смотри, Дрючин.
— Господи! — вырвалось у Алика. — Ну и уродство! Жуть. И красные булавки! Лица нет… Почему у нее нет лица? — Некоторое время Алик рассматривал куклу, потом перевел взгляд на Шибаева: — Послушай, Ши-Бон, а ведь она ее не видела! Покойница.
Шибаев кивнул:
— Согласен. Если бы она это увидела, то выбросила бы или подняла крик. А так никто ничего не знал. Возможно, не успела или вообще не заглядывала под матрац. Не очень удачное место, я бы оставил на виду. Версия насчет запугивания, похоже, трещит по швам.
— Именно! Или… — Алик задумался. Шибаев с любопытством наблюдал. — Или она сама! А что, играла в магию с подругами, всякие ритуалы, свечки и… — Алик вдруг осекся и ахнул: — Ши-Бон, а если это не против нее, если это против… кого-то? Если это она сама? Против мужа или сестры! Могла ведь? И спрятала до времени.
— Могла, Дрючин, не спорю. Не волнуйся, разберемся. Кстати, свидетельница высказала то же предположение. Пиво еще есть?
Взволнованный Алик побежал за пивом.
— Послушай, а может, они собирались разводиться? — Он сосредоточенно смотрел, как Шибаев открывает бутылку. — И муж не хотел делить имущество?
— Может. — Шибаев разлил пиво по стаканам. — Твое здоровье, Дрючин!
— И твое! Твой кот так смотрит… Может, и ему налить?
Некоторое время они рассматривали Шпану; потом переглянулись, и Алик налил пива в металлическую крышку от банки с огурцами. Пододвинул коту. Тот стал принюхиваться, двигая кончиками ушей.
— Спорим, выпьет? — прошептал Алик. — На мытье посуды.
Шибаев кивнул — принимается. Шпана стал неторопливо лакать.
— Нет, ну ты только посмотри на эту зверюку! — воскликнул Алик. — Теперь точно сопьется.
Когда они уже заканчивали ужин, Алик спросил:
— Как ее зовут, кстати? Если у них бизнес, я могу знать. Я многих в городе знаю.
Шибаев не успел ответить, так как Шпана вдруг утробно закашлял и его стало тошнить. Алик, чертыхаясь, подхватил кота и понесся вон из гостиной…
Глава 8
«Бонжур»
Надя опаздывала на десять минут, от души надеясь, что хозяйка не заявится с проверкой с самого утра, а придет как вчера — около часу дня. На дверном стекле с той стороны висела на витом шнурке красивая табличка «Закрыто». Слава богу, хозяйки еще не было. Надя достала ключи. К ее изумлению, дверь была не заперта. Она переступила порог и застыла, прислушиваясь. В зале стоял полумрак, люстра и светильники не горели, было как-то очень тихо и пусто. Надя почувствовала безотчетный страх. В ней нарастало тоскливое осознание непоправимости… Что-то случилось! Алевтина Андреевна никогда не оставила бы дверь незапертой. Она осторожно прошла через зал к стойке; отметила неубранную посуду и упавшее на пол кухонное полотенце. Дверь в крохотное подсобное помещение была притворена, и было видно, что там горит свет. Надя прислушалась, но ничего не услышала, кроме далекого шума улицы. Поколебавшись, она толкнула дверь и увидела… На полу, опираясь спиной о шкафчик, сидела хозяйка Алевтина Андреевна. Голова ее свесилась на грудь, волосы упали на лицо, руки лежали на коленях; подол бело-синего платья высоко задрался. Она была пугающе неподвижна. Надя вдруг пронзительно закричала. Хриплый вопль рвался из горла непроизвольно, причиняя острую боль; девушка стала задыхаться, ее колени подогнулись; она съехала по стене на пол и потеряла сознание…
Она пришла в себя оттого, что ее трясли. Мужской голос повторял:
— Надя! Надя! Очнитесь! Что здесь произошло?
Девушка открыла глаза и увидела мужа хозяйки. Он стоял перед ней на коленях, лицо его была растерянным. Надя посмотрела на сидящую на полу хозяйку…
— Я не знаю! Я пришла утром, а она… — Девушка всхлипнула. — Дверь была открыта, никого нету, а она сидит…
…— Давайте по порядку, — строго сказал парень в джинсах и футболке, представившийся капитаном Астаховым. — Во сколько вы пришли на работу?
— Было десять минут десятого примерно. Дверь была открыта…
— Не заперта?
— Да, не заперта. И табличка «Закрыто». Я пошла в кухню… Это на самом деле вроде ниши, дверь была приоткрыта, и горел свет.
— Там горел свет? А в зале?
— В зале не горел, посуда со столов не убрана. Я открыла дверь и увидела… — Надя невольно сглотнула, — Алевтину Андреевну, хозяйку. Больше ничего не помню. Потом смотрю, Вячеслав Иванович, это ее муж, кричит: «Что случилось?» — и трясет меня. А я вроде как не в себе, голова кружится, перед глазами круги…
— Вы работали вчера?
— Работала. Полдня, а потом отпросилась. Хозяйка пришла в час дня, а я была до четырех и ушла, у меня мама в больнице. Мы вообще-то работаем до десяти.
— Вас здесь только двое?
— Нет, есть еще Рудик… Рудольф, но он в отпуске на три дня. Официант. По субботам и воскресеньям приходит помогать тетя Паша, делает бутерброды. Хозяйка тоже обслуживает. У нас только чай и кофе, ну и к ним всякие пирожные, пряники и шоколадные конфеты. Мы их закупаем на кондитерской фабрике. И бутерброды.
— Народу много?
Надя молчала, смотрела вопросительно.
— Клиентов много?
— Когда как. В выходные и на праздники очень много. Тут хорошее место, туристы. У нас всего пять столиков, три сидячих и два стоячих. Хозяйка хотела расширяться, но нужны деньги.
— Кто был вчера?
— Вчера?
— До четырех. Кто был здесь, когда вы уходили?
— Ну как… — Надя задумалась. — Парень и девушка, старушка… обычно приходит, я уходила, она еще сидела. Возьмет одно пирожное и одно кофе и сидит часами. — В голосе ее прозвучала досада. — А! Вспомнила! Иностранец еще был какой-то ненормальный.
— Почему вы думаете, что ненормальный?
— Ну как… В шортах, ноги длинные и тонкие, а сам в бабочке! Рубашка в клетку и бабочка. И кинокамера… или даже две висят на груди, и шикарная кожаная сумка, а на голове мятая кепка. Снимал, крутился, во все углы заглядывал, трогал руками кружки — вон, на полке! — она кивнула на полку. — Выпил три кофе и еще пирожных взял. Наше фирменное, «Бонжур», с ромом, потом эклер и буше. Все показывал, что класс, выставлял большой палец и смеялся. Как маленький, честное слово!