– Все… – бессильно опустила худые руки Белка. – Иосиф сожрал.
– Блядь! Как везет этому рыжему, – закусил губу Женя.
– Не завидуй другу, если он богаче… – упавшим голосом пробормотал Андрюха, провожая Иосифа тоскливым взглядом.
– Боже, за что мне… за что мне все это… – захромала Белка.
– Поехали ко мне портвейн пить, – двинулся за ней Женя.
– Я не смогла… это все… это все… нет! Господи! Это все не со мной! – Белка обхватила лицо руками. – Это сон какой-то! Это все не со мной происходит! Я сплю!
– Успокойся, ну что ты… – взял ее за локоть Женя.
– Может, это… и не так важно… – бормотал, идя за ними, бледный Андрюха. – Надо… поверь в себя… начни с нуля…
– Мы сильные, Белка, – обнял ее Женя, – мы сами сможем.
– Боже, какие вы мудаки! – вырвалась она и захромала быстрее. – Сами! Они – сами! Вы не понимаете! Не понимаете, что случилось сегодня! Вы даже не понимаете этого! И никогда не поймете!
Слезы брызнули из ее глаз. Рыдая, она шла по улице Воровского, громко скрипя ортопедическими ботинками. Редкие прохожие смотрели на нее.
– Белка, послушай… – поспешил за ней Женя, но Андрюха остановил его:
– Оставь ее. Пошли выпьем…
Они двинулись к Садовому. Сзади раздался свист. Друзья обернулись. К ним подошел очень высокий парень в модной спортивной куртке с надписью “ATLANTA”, с португальской сигариллой в красивых и наглых губах. В руках он держал потертый спущенный мяч для регби на толстой резинке. Парень лениво, но умело бил по мячу ногами в китайских кедах, мяч метался на резинке во все стороны, пугая прохожих.
– Здорово, чуваки! – усмехнулся краем рта парень.
– Здорово, Васька, – уныло вздохнул Андрюха.
– Дай закурить, – прищурился Женя.
– Последняя. – Васька забросил мяч за спину. – Ну как?
– Иосиф сожрал, – выдохнул Андрюха.
– Во бля! – замер Васька. – Кто б подумал? А что ж Боб?
– Твой Боб просрался, – сплюнул Женя, устало потер лоб. – Блядь, голова болит.
– Погоди, погоди, погоди, – забормотал вдруг Андрюха. – Можно вот еще… вот еще что…
– Чего? – сонно спросил Женя.
– Грабить и убивать.
Женя и Васька переглянулись. Андрюха напряженно молчал, глядя себе под ноги. В глазах его показались слезы, потекли по серым щекам, закапали на мостовую.
– Да ну, чуваки… – повел спортивными плечами Васька. – Я вам давно говорил: надо лабать джаз. А все остальное приложится.
– Засунь себе в жопу сакс, мудило! – выкрикнул Андрюха и, всхлипывая, пошел прочь.
Женька догнал его только возле Тишинского рынка.
– Андрюх… – повис он на его плече. – Ну ты и разогнался. Прямо как Скобликова… ну, постой же!
– Чего тебе? – повернул к нему зареванное лицо Андрюха.
Женька никогда не видел Андрюху плачущим и поспешил отвести свои быстрые глаза:
– Пошли… это… пошли по пиву вмажем! Я ставлю.
Андрюха высморкался на тротуар, вытер лицо рукавом, угрюмо глянул на облупившиеся ворота рынка:
– А где здесь пиво?
– Там, за углом, возле “Утильсырья” баварцы торгуют, – оживился Женька, хватая его за руку. – Пошли!
Они вошли на рынок.
Несмотря на ранний час, здесь уже толпился народ, торгующий чем попало: поношенной одеждой, домашними животными, трофейным оружием, детьми, грязным кокаином, бананами и радиодеталями.
– “Виноградную косточку в теплую сперму зароооою!” – пел безногий лысый солдат, подыгрывая себе на мандолине.
Напротив вонючего павильона “Утильсырье” стояла объемистая цистерна с баварским пивом “Hacken-Pschorr”. Толстый немец наполнял литровые кружки, два других жарили на электроплите свиные сардельки.
Женька протянул баварцу десятку, взял две мокрые, истекающие пеной кружки, протянул одну Андрюхе:
– Держи. Пошли на голубей глянем.
Андрюха рассеянно принял кружку и уставился на нее, словно никогда прежде не пил пива.
– Ты чего? – непонимающе оттопырил губу Женька. – Не любишь баварское?
Андрюха вздрогнул и жадно припал к кружке. Ополовинив ее, он шумно выдохнул и с облегчением произнес:
– Ништяк.
Женька подмигнул ему, усмехнулся:
– Ну вот. Все путем, старик. На ААА свет клином не сошелся. С другого бока поднапрем, Андрюха. Мы еще их заставим ссать крутым кипятком. А?
Андрюха повернул к нему опухшее лицо, задумался и криво улыбнулся:
– Заставим.
Женька бодро подхватил его под руку, повел в проход между павильонов:
– Сейчас на малаховских турманов глянем. Знаешь, я на них спокойно смотреть не могу – сразу… как-то… ну, не знаю… слов не хватает объяснить… ярко как-то на душе… волна прет… законно как-то…
Но не успели они выйти из заплеванного прохода, как дорогу им преградили три угловатые фигуры.
– Мальчики, а вам мамочка разрешила пивко сосать? – ощерилась фигура в центре, и по ледяным глазам, стальной фиксе и перебитому носу друзья, к ужасу своему, узнали Крапиву – пахана зловещей лианозовской шпаны, наводящей ужас на московские танцплощадки и литературные кафе.
– Они небось и не спросили у мамы, – грустно заметил бритоголовый Генрих-Вертолет, поигрывая кастетом. – Ребята, так комсомольцы не поступают.
– Генрих! – укоризненно сплюнул широкоплечий Холя. – Они же еще пионеры. А пионерам пиво положено по уставу. Чтобы учились ссать по биссектрисе.
Женька и Андрюха попятились.
– Дай закурить, продажная тварь! – сзади Женьку слегка ткнули финкой в задницу.
Он обернулся. Позади стояли Севка-Мямля и Оскар-Богомаз.
– Да чего вы, ребят, в натуре… – забормотал было Женька, но татуированные руки Оскара уже полезли к нему в карманы, обшарили, вытянули двадцатку, последний сборник стихов ААА и полпачки “Казбека”.
– Всего ничего… – Оскар передал деньги Крапиве, папиросы забрал себе, книжку швырнул на землю.
Севка-Мямля взял из рук Андрюхи кружку и стал не спеша лить пиво ему на аккуратно подстриженную голову:
– Пиво, пиво, пиво, пиво, пиво, пиво. Пиво текло. Кто первым написал про антимиры?
– Ты, – ежась, ответил Андрюха.
– Молодец. – Севка поставил пустую кружку ему на голову. – Ты не Гойя. Ты – другое.
– Давай голенища из собственной кожи! – Холя слегка ударил Женьку кастетом под дых.
Женька согнулся, упал на колени.
– Лунная соната! Исполняется на балалайке!! – проревел Генрих ему в ухо.