Голубое сало | Владимир Сорокин | страница 41 | LoveRead.ec

В зале засмеялись и зааплодировали. Микоян успокаивающе поднял руку:

– А вот аплодировать, друзья мои, надо не мне, а нашему великому певцу, которому мы все, – он глянул на карманные часы, – уже почти десять минут активно мешаем работать.

Зрители как по команде повернулись и посмотрели на сцену. Все это время Александр Пятой сидел в ванне, следя за происходящим. Заметив, что все смотрят на него, он высунул из желе свою беспомощную, похожую на вынутого из моря осьминога руку и покачал ею.

– Погасите свет! – скомандовал Молотов.

Зал погрузился в темноту. Подождав недолго, Пятой полуприкрыл глаза и запел:

Ах, как и зимним утром да январским

Постучалися мне в дверь стальную,

Я ни жив ни мертв лежу безответный,

А жена моя, Маруся, отвечает,

Отвечает-вопрошает скрозь стальную дверь:

– А и кто стучится, кто там ломится?

Говорят три юных гласа да за дверью:

– Открывайте, отворяйте, люди добры,

Мы не сделаем вам подлого-худого.

Отворила тяжку дверь моя Маруся,

Три сестрицы милосердья на пороге,

Все в халатах белых да с крестами,

Все в резиновых перчатках да в сапожках.

А одна из них высока-черноглаза,

А другая толстовата-рыжий волос,

Ну а третья вся задумчива-прозрачна.

Вот заходят три сестрицы милосердья,

Саркофаг мой страстотерпный обступают,

Примеряются, берутся за прихваты

Да на двор меня, болезного, выносят.

На дворе стоит-трещит мороз крещенский

Да шофер рябой машину прогревает.

Отворили двери враз машины белой,

Саркофаг мой внутрь машины задвигают,

Да садятся рядом три сестрицы.

Черноглаза да высока – в изголовье,

Толстовата-рыжий волос – посередке,

Ну а третья, что задумчива-прозрачна,

Возле ног моих болезных примостилась.

Вот поехала машина по пришпекту,

Все прямехонько да прямо из столицы вон,

По Смоленской по широкой по дороге.

Как проехала машина верст за десять,

Так направо-то с дороги своротила,

Своротила-повернула в лес мохнатый

Да по просеке поехала по узкой.

Как проехали еще версты четыре,

Заглушил шофер горячую машину.

Три сестрицы ухватились за прихваты,

Из машины саркофаг со мной выносят

Да несут вперед по просеке по снежной

В недремучий лес наш подмосковный.

На поляну непросторную выходят,

Саркофаг мой в снег глубокий опускают,

Достают замысловатый чемоданчик,

Вынимают из него три узких шприца.

Зрители начали слегка подтягивать Пятому. Он сделал паузу, вдохнул полной грудью и запел громче и протяжней:

Один из злата краснаго, из горна хрусталя

С иглой новой, иглой острой,

Иглой золотою.

Другой из сребра белаго, из дорога стекла

С иглой новой, иглой острой,

Иглой серебряной.

А третий из черна-железа, дешевого стекла

С иглой старой, иглой ржавой,

Иглой затупленной.

Волнение охватило зал. Зрители стали громко подпевать, раскачиваясь. Пятой продолжал. Голос его, набирающий силу все больше и больше, рассекал поющие массы, как ледокол:

Как брала сестрица черноглаза

Узкий шприц-потяг злата краснаго,

В подколенную жилу мне втыкала,

Полный шприц моей крови набирала,

Шла-брела по лесу вкруг поляны,

По колено в снег глубокий провалилась,

Ко деревьям крепко спящим приникала,

Да колола шприцем в кору мерзлу,

Да впускала теплу кровь мою в деревья.

В каждый ствол еловый,

В каждый ствол сосновый,

В каждый ствол осиновый

Да в каждый ствол дубовый.

Кровь мою больную,

Кровь мою гнилую,

Кровь мою багровую

Да кровь мою густую.

Как брала сестрица толстовата

Узкий шприц-потяг из сребра белаго,

В становой хребет да мне его втыкала,

Костяной мозг полным шприцем набирала,

Шла-брела по лесу вкруг поляны,

По лядвии в снег глубокий провалилась,

Ко деревьям, крепко спящим, приникала,

Да колола шприцем в кору мерзлу,

Да впускала костный мозг мой в те деревья.

В каждый ствол еловый,

В каждый ствол сосновый,

В каждый ствол осиновый

Да в каждый ствол дубовый.

Мозг мой внутрикостный,

Мозг мой почернелый,

Мозг мой позагнивший

Да мозг мой перепрелый.

А как брала сестра задумчива-прозрачна

Узкий шприц-потяг железа черна,

Во простату мне иглу втыкала,

Полный шприц простатным гноем набирала,

Шла-брела по лесу вкруг поляны,

По грудя во снег глубокий провалилась,

Ко деревьям, крепко спящим, приникала,

Запускала гной мой да в деревья.

В каждый ствол еловый,

В каждый ствол сосновый,

В каждый ствол осиновый

Да в каждый ствол дубовый.

Гной мой испростатный,

Гной мой перепрелый,

Гной мой забродивший

Да гной мой застарелый.

Зал пел, раскачиваясь. Но шесть тысяч голосов были не в силе заглушить голос народного Баяна:

И склонились надо мною три сестрицы,

И промолвили, мне в очи прямо глядя:

Как придет весна-красна, согреет землю,

Оживут-проснутся мертвые деревья,

Забуровят в них живительные соки,

Пораскроются их стиснутые почки,

Зашумят их молодые листья.

Ну а те деревья, в чьи стволища

Мы вонзили-запустили наши иглы,

Превратятся сразу в отроков прекрасных,

На тебя обличием похожих,

А характером – на содержанье шприцев.

Те, что от крови, – те будут полнокровны,

На работу да на удаль тороваты,

Те, что от мозгу, – те будут мозговиты,

Воровать, начальствовать сумеют,

Те, что от гною простатного родятся, –

Похотливы станут, аки вепри,

Заебут, перебрюхатят пол-России…

Тут я с силушкой да с мыслию собрался,

Приподнялся на локтях на полусгнивших

Да спросил сестриц спокоенно-молчащих:

Как же звать вас, милосердные сестрицы?

Черноглазая ответила: Я Вера.

Толстовата-рыжий волос: Я Надежда.

Ну а та, что так задумчива-прозрачна,

Отвечала кротко мне: Зовусь Любовью.

Пятой смолк и в изнеможении повалился навзничь в ванну.

Зал неистовствовал; все встали, овация сотрясала театр. На сцену полетели цветы.

– Пятой! Пятой! Пятой! – скандировала галерка.

Члены правительства тоже встали.

Голубое сало - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Сорокин cтр.№ 41

Онлайн книга - Голубое сало | Автор книги - Владимир Сорокин