Галила плавала в бассейне, из которого открывался вид на оазис, когда услышала испуганный голос своей горничной. Она оторвала взгляд от песчаных барханов и пальм и посмотрела на патио.
Карим взял ее халат со стула и жестом отослал горничную.
Галила от неожиданности чуть не захлебнулась.
– Выходи, – сказал Карим, протягивая ей халат. – Нам надо поговорить.
Она помедлила в нерешительности, но затем подплыла к ступенькам и вышла из бассейна. Беременность еще не изменила ее тело, и Карим с желанием и тоской вбирал в себя каждый его изгиб. Вода струйками стекала по ее смуглым плечам, между грудей, по едва наметившемуся животу, по сильным упругим икрам.
Галила хотела спросить, что он здесь делает, но у нее отнялся язык. Она сунула руки в рукава халата и плотно запахнула его. Шелк неприятно лип к мокрой коже.
Карим больше не мог ждать ни минуты. Он даже не дал ей завязать пояс. Он сгреб ее в объятия и положил подбородок на ее мокрую макушку.
– Карим…
– Подожди, – попросил он. – Дай мне почувствовать тебя. Мне нужно осознать, что ты здесь.
– Ты же знал, где я, – сказала Галила неуверенным голосом, не зная, что ей делать – радоваться или защищаться. – Но что ты здесь делаешь?
– Приехал сказать, что мы не должны повторять чужие ошибки.
– Что ты имеешь в виду? Ты очень ясно дал мне понять, что я не дождусь твоей любви, – сказала она дрожащим голосом. Тем более такой глубокой, отчаянной любви, которую испытывал его отец к Намани.
Карим только крепче прижал ее и потерся щекой о ее щеку.
– С того момента, как я увидел тебя, я словно зачарованный.
Она вспомнила тот ночной сад, плеск фонтана и тот момент, незнакомца в тени арки.
– Я тоже, – призналась она.
– Разница в том, что ты смогла принять свою любовь. А я боялся стать уязвимым. Я знал, что не могу себе этого позволить. Я должен был бороться с ней.
– Потому что ты не доверяешь мне, – вырвалась Галила из его объятий. – Мне казалось, что мы стали ближе друг другу, но нет.
– Галила! – потянулся он к ней.
Она вытянула руку, не позволяя ему подойти. Она не хотела принимать его ласки, порожденные чувственностью, но не чувством.
– Я доверяю тебе, – серьезно сказал Карим. – Иначе я бы не позволил тебе остаться здесь. Но я знаю, что ты хранишь наши тайны так же верно, как и я. Если бы я тебе не доверял, я бы не хотел нашего ребенка.
Галила посмотрела на выжженную пустыню – призрак их будущего.
– Я просто не могу жить с тобой и делать вид, что я счастлива, если на самом деле я глубоко несчастна.
– Ты и не будешь счастлива, пока не вернешься ко мне. Мы должны быть вместе.
Галила покачала головой, но Карим не сдавался.
– Я не смогу жить без тебя, Галила, – сказал он голосом, в котором смешались страсть и нежность.
Она посмотрела на него, не желая снова поддаваться надеждам, которые будут растоптаны.
– Ты была права, – продолжал он. – Я не покончу с собой, если ты меня бросишь.
Так и есть. Ее сердце рухнуло.
– Но я поеду за тобой и буду бороться за тебя. Вот я и приехал.
Галиле показалось, что его сильная рука подхватила ее сердце на лету и навсегда забрала себе.
– Вернись домой!
Мучительная судорога пробежала по ее лицу.
– Я хочу, но…
– Я люблю тебя, Галила.
Ее колени ослабли.
Он действительно подхватил ее и прижал к себе так, что она не могла видеть ничего, кроме его лица. Оно было привычно бесстрастным, но Галила, научившаяся читать его как книгу, видела в нем следы тоски и раскаяния. Его темные глаза смотрели, как всегда, строго, но для нее это были распахнутые окна его души, и она видела в них яркий, теплый свет. Свет горячей, преданной любви. Это был такой открытый, искренний взгляд, что у Галилы слезы навернулись на глаза и комок стал в горле.
– Я тоже тебя люблю, – выговорила она. – Очень сильно.
Их губы встретились в поцелуе, таком страстном и глубоком, что она застонала. Он целовал ее, как в первый раз в темном саду дворца Халин. Как будто он отбросил всю сдержанность, державшую его в оковах много лет.
– Карим! – окликнула его мать с террасы. – Веди себя прилично! Ну-ка немедленно идите в свои комнаты.
Они оторвались друг от друга и рассмеялись счастливым смехом.
Глава 10
В первую минуту пробуждения Карим не мог понять, где он. Было темно. Но потом он понял, от чего проснулся, – Галила водила прядью своих волос по его телу, дразня и возбуждая.
Его руки нашли ее грудь и стали ласкать – очень бережно.
– Я думал, ты слишком устала для этого, – прошептал он в темноту шатра, тянясь губами к ее соскам. Они стали такими чувствительными, что он только слегка провел по ним языком.
– Была, – тихо рассмеялась Галила. – Теперь я проснулась и не хочу спать, а хочу тебя.
Она села на него сверху, прижимаясь влажным лоном к его горячему члену. Галила очень утомилась и рано ушла спать. Зато теперь она была более чем бодрой.
Они оба тихо застонали, когда она начала двигать бедрами. Кариму хотелось кричать от блаженства, но он помнил, что сегодня в пустыне было тихо и ветер не заглушит звуки их страсти.
Закусив губы, чтобы сдержать стоны, Галила насаживалась на его член так глубоко, как могла. Он двигал бедрами ей навстречу, желая затеряться в ее влажном пламени. Она впилась ногтями в его грудь, выгнулась и рухнула на его грудь.
Кариму было жаль, что все закончилось так быстро, но за стенами шатра было много народу. Близился рассвет, и в лагере готовились к прибытию других важных гостей, хотя неизвестно было точно, когда они приедут – сегодня, завтра, через несколько дней. Но Адир обещал приехать.
Галила лежала на груди мужа, уже почти погрузившись в сон.
– Как ты думаешь, что он скажет?
– Я не знаю, – честно ответил Карим. – Мы как раз и приехали, чтобы это узнать.
Местные женщины учили Галилу, как правильно пеленать ребенка, когда она услышала снаружи шум и возбужденные голоса.
– Амира!
Она в волнении вскочила на ноги.
Амира встретила подругу сияющей улыбкой, от которой у Галилы сразу стало легко на душе. Срок у Амиры был больше, округлившийся животик показывал второй триместр.
Адира она не видела с того самого шокирующего момента, когда тот явился на похороны их матери. Он держался со сводной сестрой несколько настороженно, но от Галилы не ускользнули проблески нежности в его глазах, когда он смотрел на жену, и на сердце у нее потеплело.