Батый заплатит кровью! - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Поротников cтр.№ 52

Неизвестно, чем завершился бы этот спор Батыя с Гуюк-ханом, если бы Саин-хана не поддержали Менгу и Субудай-багатур. Менгу, несмотря на молодость, слыл самым бесстрашным среди чингизидов, все молодые нойоны преклонялись перед ним. Субудай как соратник самого Чингисхана пользовался среди монгольской знати безграничным уважением.

Под давлением Субудая и Менгу на совете было принято решение ещё до захода солнца истребить всех урусов, укрывшихся в цитадели Ак-Кермена.

Из Батыева шатра Гуюк-хан вышел мрачнее тучи. Он хлестнул плетью своего слугу-конюха за то, что тот зазевался и не слишком расторопно подвёл к нему коня. Желтолицый узкоглазый конюх в длинном сером чапане и в войлочной шапке с узким верхом торопливо встал на четвереньки перед Гуюк-ханом.

Поставив ногу в сафьяновом жёлтом сапоге на спину конюха, Гуюк-хан неспешно сел в седло. Глядя на него, вскочили на коней и его вооружённые нукеры в круглых металлических шлемах. Один из нукеров держал в руке длинное древко с жёлтым треугольным стягом, на котором был изображён летящий чёрный кречет.

«Поглядим, как ты возьмёшь Нову-Ургу со своим измотанным войском, ряженая в шелка обезьяна! — со злостью подумал о Батые Гуюк-хан. — Твоя спесь и гордыня когда-нибудь тебя погубят, сморчок с лошадиными зубами! Ты лучше заботился бы о своих воинах так же, как о своих ногтях, любитель китайских благовоний!»

Бояре Ми кун и Жердята, возглавившие русичей, устремившихся из Торжка на прорыв, оба были родом из Новгорода. В прошлом эти двое не раз воевали против суздальских князей на стороне черниговских Ольговичей, которые безуспешно пытались утвердиться в Новгороде и Торжке. Лесистый край, где протекает река Тверда и пролегают пути-дороги до Новгорода, был знаком не понаслышке Микуну и Жердяте.

Понимая, что застывшее русло Тверды — самая удобная дорога для татарской конницы, которая непременно устремится в погоню за колонной беженцев, Микун и Жердята приняли решение свернуть в лесные дебри, чтобы узкими лесными дорогами добраться до озера Селигер. Оттуда, опять же по руслам замерзших рек, можно было без труда добраться до Новгорода и до затерянных в лесах Дубровны и Морева. Пройдя по льду Тверды около десяти вёрст, колонна беженцев повернула на северо-запад, углубившись в густую чащу по извилистой, еле приметной среди снегов дороге.

Микун и Жердята гнали людей безо всяких передышек, поэтому к рассвету колонна беженцев сильно растянулась. Конные ратники и люди, едущие в санях, ушли далеко вперёд. Пешая колонна, разбившись на несколько групп, тащилась по лесу, всё более растягиваясь и отставая от головного отряда. Выбиваясь из сил, люди садились прямо на снег, многие сразу засыпали, лёжа на снегу. Ратники из замыкающего отряда были вынуждены остановиться на привал в деревушке Осняки, в которой было всего пять дворов. Деревушка была пуста, все жители бежали отсюда в сторону Новгорода, едва татары осадили Торжок. От Осняков до Торжка было не более двадцати вёрст.

Около семидесяти наиболее слабых беженцев, набившись в избы, вповалку лежали на полу и на скамьях, не имея сил двинуться дальше.

Ратники разожгли огонь в печах, чтобы отогреть измученных людей, благо, во дворах под навесами было много сухих дров.

Покуда беженцы двигались по льду Тверцы, боярин Микун находился в замыкающем отряде ратников. Но едва колонна усталых людей свернула на лесную дорогу, Микун перешёл в головной отряд, забрав с собой и своих вооружённых слуг. Микун и его слуги сели на татарских лошадей, доставшихся русичам от перебитых ими вражеских дозорных. Трупы этих степняков Жердята приказал бросить возле дороги в лесу. «Пусть волки угостятся мясом мунгалов, авось не отравятся!» — сказал при этом Жердята.

Главенство над замыкающим отрядом ратников после ухода Микуна перешло к бояричу Самохе. Это был рыжеволосый конопатый верзила с небесно-голубыми глазами и бычьей шеей. На вид ему было лет двадцать пять. Самоха заметно трусил, сознавая, что если нагрянут татары, то будет их очень много, а ратников в арьергарде не наберётся и полусотни. Недолго думая, Самоха заявил Тереху, что передаёт начальство ему, а сам выступает в путь, поскольку ему нужно позаботиться о матери и сестре, которые едут в возках где-то далеко впереди. Это произошло в сельце Осняки, где Самоха не пожелал задерживаться ни минуты.

Вместе с Самохой поспешили уйти вперёд ещё десяток воинов, все они были из числа боярских и купеческих сыновей.

После мучительных раздумий, видя, что утро разгорается, а беженцы, расположившиеся в избах, не торопятся двинуться в путь, Терех объявил ратникам, что они уходят одни.

— Коль сюда нагрянут мунгалы, то нам будет не спасти ни этих измученных беженцев, ни спастись самим, — сказал Терех. — Самое разумное для нас — это догнать основную колонну и пристроиться в её хвосте. Наши мечи и копья нужнее для тех женщин и детей, которые продолжают путь, несмотря на усталость.

Всего один ратник осмелился возразить Тереху, обвинив его в бессердечии и трусости. Это был молодой и горячий Семак, сын кузнеца. Он был седьмым ребёнком в семье, поэтому и получил такое имя.

— Я не пойду с вами, — бросил Тереху Семак. — Нельзя бросать этих совершенно беззащитных женщин и стариков. — Семак кивнул на заснеженные приземистые избы, где спали вымотавшиеся беженцы.

— Ну да, — желчно усмехнулся Терех, — ты будешь для этих обессиленных людей надёжной защитой в случае появления татар. Удачи тебе, храбрец!

Терех хоть и рвался поскорее догнать ушедшую вперёд колонну беженцев, но раненая нога не позволяла ему идти быстро. К полудню Терех и идущие вместе с ним ратники смогли настичь лишь две маленькие кучки еле шагающих женщин, которые очень обрадовались появлению ратного отряда. Женщины прибавили шагу, собрав последние силы и не желая отставать от вооружённых ратников. Всем этим женщинам было уже далеко за пятьдесят, все они страдали кто одышкой, кто излишней полнотой, кто болезнью ног... Все они отважились на этот нелёгкий путь ради своих детей и внуков, которым нашлось место в санях.

На узкой заснеженной дороге, укатанной санями и утоптанной множеством ног, изредка попадались кем-то брошенные или оброненные вещи: то берестяной туесок, то чья-то рукавица, то бронзовое зеркало на тонкой ручке, то детская игрушка...

Наконец впереди на косогоре замаячила довольно большая группа беженцев, которые расположились на отдых возле поваленных ветром сосен. Две сосны, лежащие поперёк дороги, были распилены ручными двуручными пилами. Видимо, здесь потрудились ратники из головного отряда, освобождавшие путь для саней и возков.

Отряд Тереха тоже остановился на привал у поваленных деревьев.

В группе женщин, к которым присоединились Терех и его люди, было не меньше полусотни человек. Это были жёны и сёстры смердов, искавшие спасения от татар за стенами Торжка и потерявшие за дни осады кто мужа, кто сына, кто брата... Среди этих крестьянок тоже не было молодых, все они были уже в тех летах, когда нет смысла создавать новую семью и стремиться к каким-то новым отношениям. Батыево нашествие сильно поломало их судьбы, оставив многим из них либо горечь утрат, либо осколки былого счастья.