Рать порубежная. Казаки Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нуртазин cтр.№ 69

Повольники преследовать ногайцев не стали, ловили коней, снимали с убитых доспехи, собирали оружие. Лишь два десятка конных казаков отправили атаманы следом, знали, кочевники могут вернуться, а против превосходящей конницы в открытом бою не устоять. Но в этот день малая сила сломила большую, и не потому, что противник труслив или неопытен. Дочь Геродота — история — знала немало похожих примеров. Победу в таких случаях зачастую приносили военная хитрость, внезапность и преимущество в вооружении. Урус ушёл. Казаки надеялись, что надолго. По возвращении бий отпустил посла Хлопова в Москву с жалобой на казаков.

Не прошло и двух десятков дней после ухода войска бия Уруса, как у Кош-Яика объявился отряд государевых ратников. Обитатели крепостцы встревожились. Ужель ещё одно испытание выпало на их долю? Не возжелал ли царь овладеть казацким городком и извести повольников в угоду Урусу? Успокоились, когда увидели, что служилых людей всего полусотня. Дивились. И впрямь накликал Мещеряк помощь. Может, и Москва ополчилась на ногайцев и прислала подмогу?.. Оказалось наоборот, помощь понадобилась государю. О том сообщил вольный казак, которого прислали вместе с головой Семёном Кольцовым. Кольцов-то доставил письмо от самарского воеводы Григория Осиповича Засекина-Зубка. Служилых переправили для ночёвки на остров, потчевали рыбой да кашей с мясом, но в городок пустили только казака и голову. Со светом собрали круг. Сивобородый Кольцов читал с важным видом, выговаривал каждое слово:

— ...А кто из казаков виноваты были государю, то государь, за их службы, велит вины их им отдати, а вам, атаманы и казаки, идти бы на государеву службу за Мурат-Гереем царевичем в Астрахань...

Казаки молча дослушали до конца, потом загудели. Сказанное посланцем обсуждали бурно, с криком и руганью. Тишину восстановил есаул Иван Камышник:

— Угомонись, казаки! Кто из атаманов слово молвить желает?

Взоры казаков обратились к Барбоше и Мещеряку. Им, великим атаманам, по старшинству и уважению первое слово, от них зависело, куда качнётся яицкая вольница. Первым вышел в круг Барбоша, соблюдя обычай, заговорил:

— Слово моё такое, атаманы-казаки. Воля прежде иного. Я царям не служил и служить не собираюсь. Волк собаке не друг. Мало ли казацкой кровушки за царей пролито?

Из толпы послышались одобряющие выкрики:

— Море наполнить можно!

— Телами Яик перекрыть.

— Верно! Сколь другое схоронили...

Голос Барбоши накрыл остальные:

— А как нас жаловали?!

Недобрый гул прокатился по кругу.

— То-то. С Волги нас выжили, теперь с Яика свести хотят. Хитро придумали, и войско пополнят, и жалованья большого платить не надо, мол, хотите прощения, идите, умирайте за Муратку-царевича. Посланник сказывал о том, что усобица меж Гиреями. Мол, отец Муратки, Магмет-Гирей, удумал к престолу прийти в обход брата, а султан турецкий пожелал видеть ханом Ислам-Гирея и прислал войско. Тогда Али-Гирей убил брата Магмега. Дети же его Сеадет, Сафат да Мурат бежали. Нам-то что до того? Режут басурмане друг друга, и ладно. Так нет же, вздумалось государю московскому Крым нашими руками для царевича воевать, а заодно и ногайцам угодить. Не будет того! Не верю я государю! Кто ведает, может, нас заманить хотят и изничтожить. Я прежде с Ермаком не захотел идти и ныне с Яика не уйду. А этому, — Богдан кивнул на Семёна Кольцова, — с письмом царским, камень за пазуху сунуть да в Яик, рыб путать.

Барбошу сменил Матвей Мещеряк. Поклонился, малость помолчал, прошёлся взором поверх голов, повёл речь:

— Посланца в обиду не дам. И про то, что перебить нас государь хочет, скажу. Нет в том выгоды. Нужны казаки Москве. Мы для Руси как щит перед воином. И с Мураткой идти не зазорно. Не на Русь идём, на Крым. Мурат-царевич к Москве клонится, и коли его на престол в Бахчисарае посадить, то, глядишь, и набегов на Русь не будет, а казакам и люду русскому легче жить станет. Знамо, что худой мир лучше доброй войны. Но и твоё, Богдан, слово верное, воля — допрежь всего. Только вот о чём молвить хочу, други наши кровь не за царей проливали, а за правду, за обиженных, за селения разорённые, за народ... Думаю, надо с Москвой быть, как донцы. Без поддержки трудности нас ожидают. Сделаем по правде, как при Ермаке Тимофеевиче. Поделимся. Кто на крымчаков идти желает, становись со мной, кому Яик милее, ходи к Барбоше.

* * *

Через десяток дней с Семёном Кольцовым, государевыми ратниками и Матвеем Мещеряком Кош-Яицкий городок покинули атаманы и есаулы: Артюха Болдырев, Ермак Петров, Иван Камышник, Тимоха Поскрёбыш и полторы сотни казаков, в большинстве те, что пришли с атаманом из Сибири. Ушёл с ними и Аникей. Привязался он к атаману Мещеряку, почуял в нём вожака. Когда-то Дороня кидался за Ермаком и Хворостининым в огонь и воду, так поступал и Аникей. Матвей взял его с радостью, полюбился ему смекалистый богатырь. Сам Дороня выбрал Яик, не до рати. Рана от сабли имилдеша Кочкара заживала плохо, правая рука ослабла, оружия не держала. Не помогало и Ульянино знахарство. Кроме Дорони, в крепости с Барбошей остались те же атаманы, что и прежде не пошли с Ермаком: Шацкий, Ченбулатов, Павлов, Ус, Зезя и Иван Дуда с казаками, коих набралось свыше двух сотен. С иными обитателями городка их набиралось до пятисот. Сотоварищей провожали без радости. Никто не знал, придётся ли встретиться вновь. С тревогой в сердце прощался Дороня и с Аникеем, боялся, что тот снова будет искать смерти. Аникея смерть обошла, но предчувствие Дороню не обмануло...

* * *

Самарский городок Аникей увидел издалека. Крепость стояла на возвышенности, на правом берегу реки Самары. Новостроенные стены и башни прикрыли от врагов избы, усадьбы начальных людей, воеводский дом, осадный двор, житницы, амбары и иные постройки горожан. Малонаселённый посад огородили тыном. Над всем этим возвышался деревянный храм Пресвятой и Живоначальной Троицы. Его глава, увенчанная крестом, тянулась к серому осеннему небу. Казаки крестились, благодарили Господа за благополучное завершение пути. Они надеялись, что на время обретут кров, пищу и покой.

Засекин настороженно встретил казацких атаманов и есаулов в воеводском доме. Пристально вглядывался в лица повольников, пытался угадать, чего можно от них ожидать. А лица не раболепные: суровые, мужественные, в глазах твёрдость. Что и говорить — воины. Ходили с Ермаком в Сибирь, воевали с ногайцами, татарами, ливонцами, шведами и поляками. Таких удальцов не согнёшь, под свою дуду петь не заставишь. И всё же князь попытался. Сдвинул тёмные, в отличие от рыжеватых волос, брови, заговорил:

— Вижу, маловато вас прибыло. Семейка Кольцов доложил, воровские казаки и атаманы во главе с Барбошей на Яике остались. Что ж, так тому и быть, нам гилевщики не нужны, и вас предупредить хочу, раз на государеву службу пришли, значит, быть вам под воеводской рукой и исполнять...