Рать порубежная. Казаки Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нуртазин cтр.№ 54

— Об этом мне известно, — в голосе Батория проскользнуло раздражение. — Надо отправить к монастырю Яноша Бронемиссу с венгерцами и четырьмя пушками. Думаю, при помощи немцев им удастся овладеть монастырём. Если их действия увенчаются успехом, то Псков, ослабленный духом и истощённый голодом, покорится. — Король оглянулся, объял прощальным взглядом город, красотой которого восхищался и которым желал овладеть.

Польский король надеялся, что осада заставит город сдаться, но он ошибался. Псков не упал духом, не убоялись горожане и голода, стойко терпели нужду немалую. Осаждающим тоже приходилось нелегко. Голод, холод, лихорадка, нападения на обозы и вылазки псковичей подрывали боевую способность славного польского войска. В первый день зимы, на память святого пророка Наума, король покинул лагерь под Псковом. Его отъезд и злой студень усугубили незавидное положение. Гетман Замойский приложил уйму усилий, чтобы восстановить порядок: невзирая на положение, сурово наказывал провинившихся, искоренял воровство, неповиновение, разгильдяйство и тем самым спас войско от развала. О том, что происходит в стане поляков, стало известно от языков и Шуйскому. Поразмыслили воеводы и затеяли дело с начала осады Пскова необычное — напасть на главный вражеский стан. Не единожды псковичи предпринимали дерзкие вылазки, участвовал в них и Дороня, но в этот раз в случае разгрома польского стана осада могла быть снята. Для дела собрали всех лошадей, коих набралось в городе до семи сотен, посадили на них умелых всадников. Достался конь и Дороне. К конной силе прибавили тысячу с лишним пеших ратников. Дать бой решили в январе месяце на четвёртый день.

Из ворот вышли довстани, надеялись застать врага врасплох. Так произошло под Заразском и Молодями. Тогда татар побили, сейчас сложилось не всё. Рыхлый снег замедлял движение, польские караулы были настороже. Отстреливаясь, они стали отходить. Шум боя разбудил польский стан. Когда до него оставалась сотня шагов, громыхнули пушки. Ядра сминали ряды русских воинов, но они продолжали наступать. Замойский бросил навстречу королевскую пехоту. В предрассветном сумраке блеснули алебарды и мечи немцев, польские сабли, венгерские секиры. Перед лагерем закипела сеча. Удача металась от одного войска к другому, не зная, кому отдать победу. В пылу боя Дороня не заметил, как наступил рассвет, зато один из первых увидел вражескую конницу. Гетман Замойский приберёг её и теперь, когда надо было переломить ход битвы, пустил в дело. Венгерские, польские, литовские и немецкие всадники обходили русское воинство, стремясь отсечь его от крепости.

«Эх, подошла бы помощь из города! Куда смотрит большой воевода?!» — пробежала мысль в голове Дорони.

На помощь надеялись и другие русские воины, но её не было. Шуйский наблюдал за битвой со стены, переживал, однако помочь не мог. Войска в городе оставалось в обрез, и брось он его на выручку, Псков остался бы без защиты. Надежда на внезапность не оправдалась, Шуйский приказал возвращаться. Стрельцы на городской стене затрубили отход. Дороня повернул коня к городу, по-татарски пустил стрелу назад, наложил вторую, прицелился. Бить наугад не хотелось, зоркий глаз выбирал жертву. Кого? Поляка с вислыми усами? Смуглого утра? Белокурого немца в доспехе? Лицо последнего показалось знакомым. Неужто Юрий Фаренсбах? От Андрея Хворостинина Дороня знал, что Фаренсбах командует немцами, осаждающими Печерский монастырь. Как мог он оказаться под Псковом? Нет, не он. Бледное лицо, вместо аккуратной бородки клином неухоженное мочало... И всё же рука дрогнула. Перед глазами промелькнул образ покойного сотоварища, цесарского немца Фабиана Груббера, с коим Фаренсбах сидел у него на свадьбе. Стрела пролетела над головой немца, тот выстрелил в ответ из малой ручницы. Не попал. Пуля ранила стрельца впереди.

«Промахнулся нехристь», — подумалось Дороне. Он не знал, что и у неприятеля дрогнула рука. И неспроста. Дороня не ошибся, немец действительно оказался Юргеном Фаренсбахом. Наёмный вояка не пожелал воевать против Ливонии, покинул войско московского царя и после службы в Австрии, Дании и городе Риге поступил на службу к польскому королю. Доверенное ему Стефаном Баторием дело по взятию Печерского монастыря провалилось, руководить осадой поставили венгерца Яноша Бронемиссу, и вот теперь гетман Замойский отозвал Фаренсбаха в лагерь под Псковом, где его застало нападение русских. Юрген приметил русского воина с луком, что-то знакомое мелькнуло в его лице. Дороню он не признал, но невидимая сила заставила отвести ствол. Не душа ли покойного Фабиана Груббера отвела от них смерть, ведь они оба почитали его за доброго товарища...

Польской коннице не удалось отсечь русских от города, отстреливаясь, они отошли к стенам. Поляки преследовать не стали, опасались огня псковских пушек. На том и разошлись. В этом бою обе стороны понесли немалые потери. Дерзкое нападение воинов Шуйского привело коронного гетмана в бешенство, но ему нечем было ответить московскому воеводе.

* * *

Через четыре дня после вылазки ранним утром у стены заметили человека, он назвался русским. Незнакомца впустили в город. Долговязого сухого мужика в крестьянской одежонке, со свёртком в руках, обыскали, допросили. Допрашивал стрелецкий голова Андрей Замыцкий. Оказалось, перебежчик из польского стана, с важным делом к самому воеводе Шуйскому. Замыцкий указал на свёрток:

— Это что?

Мужик гнусаво ответил:

— Ларец. Велено лично в руки передать.

— Ишь какой! Лично. — Замыцкий кивнул Дороне, приказал: — Пойдёшь со мной. Возьми у него ношу. Отвезём гостя к Ивану Петровичу, пусть сам с ним разбирается.

Дороня забрал свёрток, подозрительно покосился на мужика. Уж больно знакомыми показались облик и голос. По дороге в Довмонтов город Дороня попытался заговорить с перебежчиком, но он отмалчивался, воротил от казака лицо.

В ранний час в воеводской избе оказались Андрей Хворостинин, Никита Плещеев-Очин, молодой князь Бахтеяров-Ростовский, два знатных псковича и дьяк Сульмен Булганов.

Шуйский покосился на долговязого мужика, спросил у Замыцкого:

— С чем пожаловал, Андрей Васильевич?

— С ним и пожаловал, дело у него к тебе. — Замыцкий подтолкнул перебежчика к воеводе. — Молви.

Мужик загнусавил:

— Дворянин я, Василий Куницын.

Дороню холодной водой окатило.

«Вон оно как! Не зря голос его знакомым показался. Уж не с того ли света явился, Иуда?! Не его ли поминал Старко, когда рассказывал о польских подкопах?»

Куницын, отвечая на его мысленный вопрос, рек:

— Бежал я по младости да по глупости своей в Литву, а ныне осознал. Хочу снова государю верой и правдой служить. Поляки заставили меня за подкопом следить...