Нюансеры - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 35

– Дилижанс отправляется!

Головы чудовища принадлежали тройке лошадей. Вьюга изо всех сил старалась превратить животных в белых медведей. Лошади прядали ушами, фыркали, извергали из ноздрей густые клубы пара. Два глаза – передние фонари дилижанса – надвинулись, высветили корпус, грубо выкрашенный тёмно-синей краской, полуторааршинные колёса, распахнутую дверцу, где исчезала филейная часть пассажира.

В пяти саженях сквозь пургу едва проступали тёмные силуэты верховых сопровождения – жандармов или казаков, не разберёшь.

– Посадка закончена! Дилижанс отправляется!

– Стойте!

Оскальзываясь, Миша подбежал к усатому кондуктору в синей, под цвет дилижанса, шинели и высокой форменной фуражке с красным околышем. Выхватил из-за пазухи билет, как выхватывают револьвер. Бумага едва не порвалась.

– Едва успели, милсдарь. Прошу внутрь, и поскорее.

Клёст не заставил просить дважды. Все места были заняты, ему досталось последнее, на откидном сиденье, крепившемся к дверце изнутри. Ну да, второй класс. Жёсткие скамейки первого мало чем превосходили второй в удобстве, зато были куда безопаснее: случалось, дверцы дилижансов распахивались на ходу, и незадачливые пассажиры второго класса вываливались на дорогу.

– Крюк видите?

– Вижу. Я не в первый раз езжу, знаю, что к чему.

– Моя первейшая обязанность, милсдарь, вас просветить.

– Проинструктировать.

Кондуктор с раздражением поджал губы:

– Как закрою дверь, крюк сразу вставьте в петлю. Дверь, значит, на запор. Отпирать только на остановках!

– Понял, так и сделаю.

Кондуктор захлопнул дверцу, и Клёст поспешил вставить в петлю фиксирующий крюк. Проверил, хорошо ли тот сидит. Снаружи дверь пару раз дёрнули: кондуктор желал удостовериться, что пассажир в должной мере «просветился». Миша нащупал гладкую, надраенную сотнями ладоней латунную ручку, откинул сиденье, уселся, пристроив на коленях саквояж.

Вроде, порядок.

Ответом ему снаружи донеслось протяжное:

– Тро-ога-а-ай!

Дилижанс дёрнулся, его качнуло баркасом на волне, Клёст ухватился за ручку, монстр тронулся с места и, набирая невеликую свою скорость, покатил в ночь.

_______________________________________

[1] «Credo quia absurdum (est)» – афоризм, приписываемый христианскому философу Тертуллиану.

[2] Буква «Ф». Кроме «ферта», существовала ещё и «фита» в ином написании.

[3] Десятирублёвая монета.

1

«Пойдём отсюда скорее!»

Фонари, подвешенные снаружи, раскачивались в такт валкому ходу дилижанса. Масляные блики кляксами размазывались по мутным стёклам дверных окошек. Во чреве фургона, как в ките, проглотившем пророка Иону, царила кромешная темень. Лишь изредка она озарялась случайными проблесками, подобными вспышкам далёких молний. Рассмотреть в этих жалких световых конвульсиях кого-либо из попутчиков не представлялось возможным.

Не очень-то и хотелось, подумал Миша.

Ехать ему до Москвы или сойти раньше, в любом городе с железнодорожной станцией – этого Клёст ещё не решил, положившись на случай. Где будет первая остановка? Выехали на ночь глядя, расписание псу под хвост, теперь и не угадаешь.

Качается дилижанс. Мерно топочут копыта. Скрипят рессоры. Что-то звякает в багажном отделении. Чей-то кашель. Ямщик на козлах кричит на лошадей. Под ямщиком и кондуктором, укрытые в ящике, окованном железными рейками, ворочаются пломбированные мешки с корреспонденцией. Трутся друг о друга кожаными боками, охают, вздыхают...

Тесно. Душно. Темно.

Миша сдвинул котелок на лоб, привалился к дверце. Он начал уже задрёмывать, когда хриплый вопрос выдернул его из подступающего забытья:

– Никто не против, если я закурю?

– Я против! – хлестнул ответ, резкий как щелчок кнута.

Клёст ни на миг не усомнился, что кнутом щёлкнула памятная ему флагшток-дама. Мише и самому нестерпимо захотелось курить, но он знал правила: курить в салоне дилижанса разрешалось, только если никто из пассажиров не возражает.

Повисла пауза. Когда она, казалось, высосала из салона весь воздух, свободное пространство заполнил вкрадчивый густой баритон:

– Ох, простите великодушно! Ваши духѝ...

– Что – мои духи?

В голосе дамы прорезалось беспокойство.

– Такой знойный аромат...

– И что?!

– Он просто-таки пьянит! Боюсь, сейчас мне станет дурно...

Миша принюхался – и ничего не уловил, кроме запахов кожи, конского пота и колёсного дёгтя.

– Ей-богу, сомлею, – жаловался меж тем баритон. – Если, конечно, не закурю. Единственное спасенье, поверьте! Уж я-то знаю!

– Вы не тревожьтесь, мадам! – пришёл на подмогу хрипатый. – Мы по очереди, чтоб не слишком дымить. Кстати, не желаете ли папироску?

Дама молчала, и молчала долго.

– А какие у вас, позвольте спросить? – осторожно поинтересовалась она наконец. – Это я так, гипотетически. Ехать долго, надо же о чём-то говорить?

– У меня «Астра».

– У меня «Дюшес», – Миша тоже решил поучаствовать в табачном соблазнении.

– У меня «Императорские» номер семьдесят. Изволите?

– Вы очень любезны, – голос флагшток-дамы потеплел, в нём прорезалось жеманство. – Перед «Императорскими» я не устою.

Губа не дура, отметил Клёст. Высший сорт с литерой «А», пятьдесят копеек за пачку. Не всякому по карману.

– Прошу вас. Изволите прикурить?

– Буду признательна.

Зашипев, вспыхнула шведская спичка. От яркого света Миша на пару секунд ослеп, а когда проморгался...

Голосом флагшток-дамы разговаривала знакомая старуха в бордовом салопе. Она прикуривала папироску, вставив её в трёхвершковый мундштук из тёмного янтаря, и с неодобрением косилась на Мишу из-под кустистых бровей. Лицо и пальцы старухи были словно из воска: бесцветные, полупрозрачные. Лицо – мёртвое. Пальцы – мёртвые.

От старухи тянуло могильным холодом.

Это морок, со спокойствием безумца отметил Клёст. Наваждение. Результат напряжения последних дней. Надо моргнуть, встряхнуться. Он встряхнулся и моргнул: раз, другой. Третий. Старуха пялилась на него пустыми бельмами глаз без зрачков, куталась в шаль табачного дыма. Кажется, Мишины действия её забавляли. Дрожащей рукой Миша перекрестился. Спичка всё ещё горела, хотя давно должна была погаснуть. От крестного знамения мертвя̀чка вздрогнула, дым заполнил всё пространство внутри дилижанса, подёрнулся рябью, как пруд под дождём, и из тьмы проступили лица остальных попутчиков.