Нюансеры - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 30

Клёст встряхнулся и сбежал в аптеку.

Ожидая, пока козлобородый провизор (вспомнилась цирюльня Козлова!) напишет на бумажке, как принимать патентованное снадобье, Миша прижимал к скуле свинцовую примочку и глядел в окно. Старуха в бордовом салопе гвоздём, забитым в доску, торчала напротив аптеки, в стекле её было хорошо видно. И кассир, стервец, никуда не делся.

– Видите старуху? – спросил Миша у провизора.

– Старуху? – удивился козлобородый. – Какую?

________________________________________

[1] Борзой – агент сыскной полиции (жарг.).

[2] Дубак – дворник (жарг.).

[3] Покупка – карманная кража (жарг.).

[4] Лопатник – бумажник (жарг.).

[5] Косая (косуха) – тысяча (жарг.).

[6] Бан – вокзал (жарг.).

[7] Записать – убить ножом (жарг.).

[8] Зорить – смотреть, выглядывать (жарг.).

[9] Комплексный обед ценой в один рубль. Сейчас это называется бизнес-ланч.

[10]Суп-пюре из спаржи.

[11] Овощной соус к дичи, на оливковом масле и красном вине, со специями.

[12] Говядина на ребре.

1

«Вам не кажется, что это слишком?»

– Анна Ивановна, а вы гадать умеете?

– Немножко...

– Погадайте мне! Ну пожалуйста!

– Я даже не знаю...

– Я знаю! Погадайте, я заплачу̀! А хотите, поцелую?

– Ой, ну что вы такое говорите...

Юрий был в ударе. Пяти минут не прошло, как он обаял младшую приживалку: слова из неё по-прежнему приходилось тянуть клещами, но клещи кузнечные сменились маникюрными щипчиками.

– А кто вас учил гадать, Анна Ивановна?

– Елизавета Петровна...

– Заикина?

– Она самая.

– Заикина, говорят, отменно гадала?

– Елизавета Петровна всё насквозь видели...

– А вы, значит, её ученица?

– Мебель мы...

– В смысле?

– Маменька говорят, что мы были мебель. А там и выучились, только чуточку...

– Ну какая же вы мебель? О, я знаю! Это мы с братом – дубовые шифоньеры на гнутых ножках. А вы – ореховый трельяжик! Изящество и очарование!

– Ой, ну что вы такое говорите...

– Погадайте, умоляю! Хотите, на колени встану?

– Ой, зачем на колени? Я сама не гадаю, мы с маменькой, вместе...

Маменька пряталась. Едва Алексеевы вошли в прихожую (дверь им открыла дочь), как Неонила Прокофьевна нырнула в заветную каморку и носа оттуда не казала. Так ведут себя кошки, если в чём-то провинились. Впору было поверить, что возвращение Алексеева нарушило какие-то тайные планы старшей приживалки, а главное, грозило ей всеми карами небесными. Отдуваться за маменьку пришлось Анне Ивановне, и если поначалу девица чувствовала себя хуже, чем в зубоврачебном кресле, то стараниями Юрия порозовела и разговорилась.

– Вместе гадаете? Это как?

– Ну, я карты раскидываю, а маменька вокруг хлопочут...

– Хлопочет? Очень интересно.

– Да что тут интересного...

– Я сгораю от любопытства. Неонила Прокофьевна! – Юрий кинулся к двери, за которой подслушивали, сопели, вздыхали. – Голубушка! Похлопочите за меня! Пусть Анна Ивановна раскинет мне карты... Кокося, проси! Тебя они послушают.

– Нижайше прошу, – подыграл Алексеев. – Буду обязан.

Обязательство, озвученное вслух, подвигло мамашу выбраться в коридор. Бодро семеня, она сунулась было в кабинет Заикиной, но вдруг испугалась, аж присела:

– Дура я, дура! Вы же там спите!

– Это ничего, – успокоил её Алексеев. – Заходите, не стесняйтесь. Кушетка застелена, а бельём я не разбрасываюсь. Мой быт вполне приличен для посещения юными девушками, а их родительницами – тем более.

Младшую приживалку трудно было назвать юной девушкой – скорее уж старой девой! – но преувеличенная галантность брата оказалась заразительной. И всё-таки Алексеев не удержался:

– Разве что зубная щётка? Вот своевольница! Так и норовит сбежать...

Неонила Прокофьевна содрогнулась – и пулей влетела в кабинет. Братья последовали за ней, подталкивая в спину стесняющуюся Анну Ивановну. В кабинете мамаша забилась в угол, что при её комплекции было подвигом, и глазами указала дочери на кресло за гадательным столиком. Младшая подчинилась, хотя и с очевидной неохотой. Достав из ящика карточную колоду, она стала её тасовать.

– Я – бубновый король, – предупредил Юрий.

– Это неважно...

– Как неважно?

– Да так...

Мамаша тем временем выбралась из угла и принялась шнырять по кабинету. Действия приживалки ускорились, страх исчез, смущение – тоже. Она словно увидела некую заветную цель и сейчас стремилась к ней, отбросив сомнения. Сев на кушетку, Алексеев с удивлением следил, как Неонила Прокофьевна двигает торшер ближе к подоконнику, меняет местами фарфоровых слоников, пасшихся за стеклом миниатюрного буфета, снимает шаль и вешает её на край входной двери, предварительно распахнув дверь пошире. Мотивация, отметил Алексеев. Я не знаю мотивации, которая движет приживалкой, но ясно вижу, что она есть – и диктует все эти на вид бессмысленные перестановки. Если бы кабинет был декорациями, выстроенными на сцене, а все мы – актёрами, зритель следил бы за женщиной, как за главным персонажем, затаив дыхание, пытаясь понять, что ею движет. По-моему, мизансцена складывается так, что Юра не слишком в неё вписывается...

– Я душевно извиняюсь! Как вас звать-величать?

– Юрий Сергеевич.

– Юрий Сергеевич, батюшка мой, вас не затруднит сесть рядом с Константином Сергеевичем? Да, на кушетку. Вот-вот, а ручки сложите на коленках.

– Как примерный мальчик?

– Ой, вы такой забавник! Спасибо, вы нам очень помогли.

– Чем же я вам помог?

Мамаша не ответила. Спросила:

– На что гадать станем? О чём знать-ведать желаете, Юрий Сергеевич?

– Знать? Хочу знать, когда я умру.

Вопрос ударил Алексеева под дых. Закружилась голова, под ложечкой началось колотьё. Сердце, вспомнил он. «В аптеку заглянем, купим экстракт наперстянки. Знаешь ведь, у меня сердце...» После тридцати все нынешние Алексеевы волей-неволей начинали задумываться о смерти. Прадед Кокоси прожил семьдесят семь лет. Дед – шестьдесят семь, на десять лет меньше. Отец – пятьдесят семь, скинув с жизненного срока ещё десяток. Проклял кто, не иначе! Сам Алексеев уже лет пять как сомневался, что ему удастся перейти рубеж сорока семи. Это сколько осталось-то? Тринадцать годков? Похоже, Юрий, младший брат, себе намерил и вовсе чепуховые года̀. И тридцати не дождался, уже думает.