– Я почти дословно запомнила: «Маришка, я жив и здоров, лежу в больнице. Найди Максима, мне с ним надо поговорить».
– Всё?
– Потом голос стал низким, как инфразвук, что-то ещё сказал, я не разобрала, и пропал. Но папа жив и говорил со мной!
– Понял, попробую выяснить, что с ним.
– Максим… мне страшно!
– Не волнуйся, я сейчас же займусь твоими… - он хотел сказать: «звуковыми галлюцинациями», - но во-время прикусил язык, - твоими предположениями. Как Стеша?
– Отправила на всё лето в деревню, к прабабушке Наде, маме отца. Сама только что оттуда вернулась на несколько дней. Ты позвонишь?
– Непременно.
– Буду ждать!
Максим уставился в стол ничего не видящими глазами, пытаясь разобраться в своих чувствах, но основным среди них в настоящий момент было чувство радости: Марина позвонила сама и попросила помощи, - а это чувство всегда пьянит лучше всякого вина.
Торопливо доев, Максим расплатился и поспешил обратно к стоянке. По пути вызвал Райхмана:
– Герман, ты где? Что делаешь?
– Только что вылез из-под холодного душа, жарко, только вода и спасает, да и то ненадолго. Что-нибудь случилось?
– Похоже, наш клиент очнулся.
– Какой клиент? - не понял капитан.
– Гольцов Арсений Васильевич. Минуту назад мне позвонила его дочь, утверждала, что слышала его голос.
– Бред! Он же в отключке, насколько мне известно.
– Надо проверить. По её словам, он хотел поговорить со мной о чём-то. Поеду в клинику.
– Тебя к нему не пропустят без пропуска.
– Чёрт! Мне надо обязательно туда попасть, я обещал!
– Может, поговоришь с начальством? Пищелко позвонит туда…
– Что я ему скажу? Что у дочери Гольцова галлюники и она слышит голос отца? А выше я пойти не могу, генерал меня на хрен пошлёт за нарушение субординации!
– Да, как ни крутись, а ж… сзади! Слушай, что если поговорить с Генкой? Его приятель работает у нас в конторе, в службе информационной безопасности. Он тебе любой допуск оформит.
– Ты думаешь?
– Зуб даю!
– Попробую.
Максим набрал номер Писателя.
– Алё? - отозвался старший лейтенант через пару мгновений.
– Добрый вечер, - сказал Максим и обрисовал ему ситуацию. - Поможешь?
– Да не вопрос, - хмыкнул Писатель. - Сейчас позвоню, он как раз должен сегодня дежурить.
Ждать пришлось четверть часа.
– Всё в ажуре, командир, - позвонил наконец Писатель. - Езжай прямо в Бескудниково, предъяви удостоверение, тебя пропустят. Паша залез в сеть медицинской обслуги и обеспечил тебе допуск по «трём нулям».
– Спасибо! - обрадовался Максим. - С меня пуз»ырь. |
– Паша пьёт только водку.
– Тогда пузырь «Абсолюта».
Писатель засмеялся, пожелал удачи и отключил связь.
Через сорок минут, в начале десятого, ещё засветло, Максим подъехал к зданию спецклиники на Новгородской улице, поставил машину в тихом парке напротив, поднялся в вестибюль. Охранник, глянув на офицерское удостоверение, пощёлкал клавишами компьютера, глядя на экран, открыл турникет:
– Оружие?
– Нет.
– Проходите.
Программа приятеля Пашкевича сработала безупречно.
Максим нашёл регистратуру, наклонился к окошку:
– В какой палате у нас лежит пациент по фамилии Гольцов?
– У вас есть разрешение на посещение? - оторвала голову от глянцевого журнала строгая дама в огромных очках.
– Разумеется, - подтвердил Максим, вонзая взгляд в глаза под очками, как учил его Шаман.
Что подействовало - неизвестно, то ли психоэнергетический импульс Разина, то ли просто обаяние, но регистраторша требовать пропуск не стала. Посмотрели на монитор компьютера на столе:
– Он в пятом боксе, второй этаж налево.
– Благодарю, - кивнул Максим с начальственной вежливостью.
Поднялся на второй этаж, прислушиваясь к тишине здания.
Коридоры клиники сверкали чистотой, везде кафель, металл, зеркала, стеклянные панели, современные двери со светящимися изнутри зелёными номерами. И ни одного человека нигде, ни одного звука не доносится из-за плотно закрытых дверей. Словно вымерло всё кругом.
Максим почувствовал спиной взгляд, но оборачиваться не стал. И так было ясно, что за коридором следит телекамера, иначе трудно объяснить отсутствие в режимном учреждении охраны на этажах.
Вот и дверь под номером «5».
Максим остановился, не зная, что делать дальше. По идее дверь должна была быть закрыта. Однако за ним действительно наблюдали, и стоило ему на секунду задержаться, как в двери что-то щёлкнуло: сработал замок.
Максим толкнул дверь, она открылась.
Небольшая палата с белыми стенами - три на четыре метра, кровать, большое окно, до половины закрытое матовым стеклом. Умывальник, туалетная кабинка. Телевизор в углу - плоский, современный, с DVD-плеером, горка кассет на прозрачном журнальном столике. Непонятное устройство на стене - вычурной формы пластиковый ящик с линзами и десятком выпуклых глазков. Один глазок горит зелёным, второй оранжевым. Очевидно, сигнализатор состояния.
Гольцов лежал на кровати и читал. Отложил книгу, увидев посетителя. Мигнул, едва заметно скосив глаза на сигнализатор. Максим кивнул в ответ: Арсений Васильевич предупреждал о спецаппаратуре, прослушивающей и просматривающей помещение. Этого следовало ожидать.
– Здравствуйте, господин Гольцов. Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете?
– Сад заглох, одичал. Сад запущен давно.
– На душе у меня одиноко, темно, - процитировал чьё-то двустишие Арсений Васильевич с усмешкой. - Честно говоря, я не ожидал вас увидеть.
– Мне позвонила ваша дочь. Ей показалось, что вы ее звали во сне.
– Не показалось. Вы с официальным визитом или, так сказать, с частным?
– Чисто по просьбе дочери. Я тоже не ожидал увидеть вас в полном здравии.
– Ну, до полного ещё далеко, но я действительно здоров и хочу выйти отсюда. Не могли бы вы поговорить об этом с вашим начальством? Я пытался вызвать кого-нибудь, кто принимает решения, но медперсонал игнорирует все мои просьбы.
– Вы действительно… э-э, здоровы?
– Почему вы сомневаетесь?
– Потому что вы три месяца находились в состоянии комы, я узнавал, и вдруг…
– Для меня это тоже оказалось неожиданным, ещё предстоит разбираться, почему так произошло. Но ведь я не в тюрьме? Не так ли? И имею право на свободу?