И в печали, и в радости  - читать онлайн книгу. Автор: Марина Макущенко cтр.№ 16

Гугл выдавал много ссылок на имя Yuriy Myszenovsky: в списках участников симпозиумов, экспериментов, авторов статей на английском, немецком, французском, польском языках. Несравненно меньше на русском и ничего на украинском. Есть свежие работы: «Morbus Parkinson: Therapie im Frühstadium der Erkrankung» за прошлый год, точнее, январь прошлого года. Он был здесь, но печатался там. Все правильно и не правильно.

Не могу сказать, что хорошо узнала Юру за это время. Да, мы здорово страховали друг друга. У меня были ключи от его квартиры, у него – от моей. Он часто выгуливал Хорошо по вечерам. Нередко после этого собака оставалась у них на ночь, а утром он его брал на пробежку. С животным проблема решилась замечательно. Я больше не неслась через весь город, чтобы перед отлетом из страны передать питомца Кате, которая жила за городом. Просто писала Юре СМС. Мы часто пересекались, но не проводили вместе время. Юра оказался еще сложнее, чем я думала.

Он был трудоголиком, даже фанатиком нейрохирургии. К нему в очередь записывались пациенты из разных стран, я видела этот список у Вали, его секретаря. Что он делает здесь? Многие его изобретения и методики связаны с технологиями, которых нет в наших больницах. Кто Мишина мама? Юра с ней поддерживает отношения? Может, Миша и ее не любит, и Юра вынужден держать ее на расстоянии? Как он вообще общается с простыми смертными? Я не знала ответов на эти вопросы и не спрашивала.

Раньше все казалось мне очень сложным, а теперь я позволила себе отпустить ситуацию и не думать о чужих проблемах. Он их не высыпал мне на голову, меня коснулся только его ребенок. Ни он как мужчина, ни его бывшие или нынешние женщины, ни его коллеги, ни его быт не стали частью моей жизни. Теперь мне все казалось простым: у него каким-то чудом появился сын, он его любит, ему нужна помощь. Мне с его ребенком кайфово, и это взаимно. Я не могу их оттолкнуть, но они и не сильно мешают моей жизни. Все. Единственное, о чем я стала чаще задумываться, – так это о своем успехе.

Я всегда все меняю. Достигаю, получаю несколько побед и теряю интерес. Мне нужно дальше, как будто я хочу прожить несколько жизней за одну. А могла бы я вот так, как он? Посвятить себя одному чему-то? Наверное, я достигла бы больших успехов, но принесло бы это мне удовольствие? Нет. Я знаю, что нет. Мне важнее процесс, чем результат.

Такие, как Юра, нацелены на результат. На какой-то свой, уникальный, а то, что о нем думают окружающие, – его мало интересует. Его непонимание людей и эмоциональная тупость поначалу шокируют, а потом отталкивают, и как раз это, кажется, входит в его планы: «Пусть меня никто не любит, и пусть мне никто не мешает». Он образован, умен, воспитан, но лишен человеческих радостей, как по мне. Он редко сходит с маршрута: операционная – рабочий кабинет – дом – сквер – набережная – домашний кабинет. Спасибо друзьям, что вытягивают его из больницы. Он очень замкнут, и это романтично только на первый взгляд. А каково было бы его близким? Может, он это понимает и потому не стал окружать себя людьми? Мишка вытягивает из него смех и улыбки, но нечасто. Вообще их отношения мне показались очень функциональными. Папа с сыном гуляет, кормит его, дает необходимое для жизни и уходит в свой кабинет. Мишка привык, но он хочет глупых игр, беготни, шума. Такой эгоист, как я, не может осуждать Юру, он ведь хотя бы помогает людям. По-настоящему, а не просто создает шоу, как это делаю я… Он делает настоящую науку, и, наверное, только так и можно быть гением. Быть одиноким. Но ведь Миша есть, и теперь его психологические проблемы уже не кажутся мне такими уж странными.

Юра не старается нравиться мне как мужчина, и мне это импонирует. Это его качество делает возможными наши отношения. Я почти уверена, что он не видит во мне женщину. Потому что он вообще не видит женщин. Он не оборачивается на улице или в больнице на ноги, которые даже я не могу пропустить. Он не пропускает никого в дверях, когда говорит по телефону или несется, на ходу читая заключения. Наверное, к этому его приучили немецкие феминистки. Хотя мне он открывает дверь, но только потому, что за руку меня держит Миша. Иногда я чувствую, как он старается быть предупредительным и как ему при этом неловко. Я не чувствую негатива в свой адрес, но, думаю, это только результат самоконтроля. Он меня терпит, потому что я ему нужна. Но я уже научилась видеть, как его лицо, и без того не выдающее эмоций, становится каменным, когда к нему подходит какая-то сердобольная мамочка в сквере, уверенная в себе пациентка в больнице, хорошенькая медсестричка или официантка в кафе. Они его раздражают, и он этого не скрывает. Он такого высокого о себе мнения или все же гомосексуалист? Я не замечала повышенного интереса к мужчинам. Я видела, как его глаза меняют выражение, только когда привозят какой-то полутруп или осложняется течение болезни.

Трудно было разобраться в чувствах и мотивах этого человека, и долго над этим думать я не могла. Даже если он извращенец и маньяк, меня это могло не волновать, потому что я не чувствовала угрозы для своей жизни и здоровья. И главное, я перестала бояться, что он посягнет на мое тело или душу, они не входили в поле его научного, а значит, единственного в жизни интереса.

Несколько раз я уже оставалась у них ночевать, на улице к нам обращались со словами: «Не хотите ли вы с женой…?», и меня это не задевало. Понятно, что мы производим такое впечатление, и не будем же мы бегать за каждым, доказывать всю сложность наших хитросплетенных отношений? Нет, конечно.

Немного труднее в больнице. Мне часто приходится туда заходить, это наш перевалочный пункт. После съемки я заезжаю, забираю Мишу, Юра идет на операцию, а я еду расшифровывать снятое на телеканал. Иногда Юру приходится ждать. Я могла привести ребенка и тихонько уйти, потому что прямо в коридоре у кого-то на части разваливался череп или кому-то в автомобильной аварии сломали позвоночник. Я даже совершала беспрецедентные для себя поступки и отменяла съемки. Потому что видела, как Юра работает, и мне становилось стыдно. «Дорогой, возьми ребенка. Оставь этого расчлененного и возьми ребенка, а меня ждут на открытии сезонов моды. И не надо так на меня смотреть. Это важно, это моя работа, а это не мой сын!» Нет, я не могу так сказать. Одно дело – запланированная операция, а другое – внезапное происшествие и секунды жизни, которые благодаря хирургу могут стать годами, а могут остановиться прямо сейчас.

Иногда я ехала на прямой эфир, на место страшного ДТП, а потом сразу к Мисценовским домой. Мне даже не надо было звонить и спрашивать. Я знала, что он будет поздно. Юра предупреждал всегда, и этого хватало, чтобы успокоить мое самолюбие.

Я понимаю, почему семьи хирургов часто распадаются. С таким рядом легко стать никем. Легко раствориться в человеке, даже если его не любишь. Я понимаю, почему пьют и трахают медсестер. Им нужно снимать стресс. И я понимаю, почему медсестры не против. Трудно противиться безусловным лидерам. Когда они несутся в операционную – это страшно и это… это так сексуально! Но они еще молоды, а что потом? Что же дома, в постели жены? Сомневаюсь, что их потенция будет радовать их долго. Очень сомневаюсь. Поэтому со временем они начинают пить еще больше.

Юра не пьет, по крайней мере я за ним такого не замечала, и я не знаю, может, у него и есть кто-то. Какая-то терпеливая и не требующая огласки связь? Но его личное отшельничество не дает моей фантазии никакой возможности представить эту женщину. По-моему, он несовместим с нормальной жизнью и… грустно, но правильно, что Юра не стал заводить полноценную семью. Такие, как он, тоже не имеют права кого-то заводить и делать заложниками своей эгоистичной, но нужной обществу профессии.