Мастерская кукол  - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет МакНилл cтр.№ 107

Вот и она.

Картина.

Какой же она была красивой! Какой целомудренной и чистой! И какие надежды питал сам Сайлас, когда впервые пришел сюда на предварительный просмотр. Желание и уверенность в том, что она его полюбит, распирало Сайласа изнутри точно горячий воздух – оболочку воздушного шара. Ему казалось – он будет бесконечно счастлив, если сможет каждый день видеть ее, разговаривать с ней, прикасаться к ее искривленной ключице. Сайлас воображал обращенное к нему лицо, воображал лежащую на нем печать тихой радости, которую она испытает, оказавшись у него в плену, и думал о том, что мог бы даже позволить ей свободно ходить по всему подвалу. Он бы складывал к ее ногам свои дары: серебряные кувшины с вином и нектаром, караваи свежего хрустящего хлеба, блюда со спелой клубникой и инжиром, а она радовала бы его своей красотой и изяществом, своими длинными, струящимися волосами, гладкой белой кожей и хрустящими накрахмаленными юбками.

Но маленький сказочный мир, который он себе воображал, этот вожделенный идеал, к которому он стремился всеми силами души, так и остался мечтой, миражом, который таял буквально на глазах. Реальная Айрис оказалась совсем другой. Ее грубая, примитивная речь резала слух, а характер оказался и вовсе несносным: такой испорченной, капризной и упрямой женщины он еще не встречал. Даже ее неземная красота, казалось, поблекла: волосы свалялись, а кожа на лице покраснела и покрылась сыпью и прыщами – особенно вокруг рта, который ему приходилось каждый раз завязывать тряпкой. Кроме того, Сайлас все-таки опасался, что констебль, Луис или Мадам могут вернуться в самый неподходящий момент. Они могли пробраться к нему в лавку даже сейчас, могли услышать крики Айрис, сдвинуть шкаф с бабочками и найти люк. И тогда…

Он потер подбородок и пристальнее всмотрелся в лицо Леди Гижмар на картине. Его взгляд различал мазки краски на щеке, блики света в глазах, неестественную бледно-зеленую внутренность приоткрытого рта. Да, вблизи картина оказалась именно тем, чем была: иллюзией, обманом, грубой подделкой – совсем как крашеные рыжие волосы шлюхи из борделя. А лжи Сайлас терпеть не мог. Он считал, что хуже этого ничего и быть не может.

Его рука, сжимавшая в кармане рукоятку скальпеля, чуть дрожала. Дождавшись, когда толпа перед картиной поредеет, а в углу зала зашумят поспорившие о чем-то любители живописи, Сайлас достал скальпель и вонзил в край холста. Холст был твердым, как дерево, но он нажал сильнее, и острие с тихим щелчком проткнуло ткань.

Картина была невелика – примерно с его руку шириной, и Сайлас плавно провел лезвием поперек холста. Раздался негромкий треск. На руку посыпались чешуйки краски, крученые льняные волокна упруго лопались и тут же раздавались в стороны. Леди Гижмар была разрезана пополам на уровне пояса; развалилось надвое и нарисованное окно. Сайлас удовлетворенно улыбнулся, убрал скальпель и, громко стуча каблуками по деревянному паркету, пошел к выходу. Беспрепятственно спустившись по лестнице, он пересек двор и смешался с толпой на площади. Никто его не преследовал.

Айрис попробовала пошевелить ногами, но они отказывались повиноваться, словно Сайлас подрезал ей сухожилия. На мгновение она представила себе его руку с зажатыми в ней хирургическими ножницами. Щелк! Щелк! А ведь он и правда способен на что-то подобное, подумала Айрис и похолодела от ужаса. Тогда ей точно не выбраться, значит, надо спешить.

И, едва услышав, что Сайлас куда-то вышел, Айрис резко наклонилась вперед, пытаясь встать на цыпочки с тем расчетом, чтобы стул, к которому она была привязана, оказался у нее на спине. Увы, едва коснувшись пальцами пола, Айрис испытала такую сильную боль, что не удержалась от крика. Мышцы на ногах одеревенели и настолько ослабли, что она едва не завалилась лицом вперед. Лишь в последний момент она успела откачнуться назад и принять первоначальное положение.

Некоторое время Айрис сидела неподвижно, набираясь сил. Закрывавшая рот тряпка мешала ей дышать, кожа вокруг губ чесалась и саднила, а собственное дыхание казалось несвежим и затхлым. Нет, она непременно должна освободиться, чтобы снова дышать свежим воздухом, ощущать ароматы цветов, а не собственной мочи, видеть что-то помимо слепящей темноты. И, почувствовав, что боль в ногах немного улеглась, Айрис повторила попытку. Это был почти акробатический трюк, который отнял у нее все силы, но в этот раз ей удалось придвинуться вместе со стулом почти вплотную к стене.

Это был большой успех, и она позволила себе передохнуть еще немножко. Прислонившись виском к холодному, влажному камню, Айрис тяжело дышала, ожидая, пока мускулы перестанет сводить жестокой, выворачивающей суставы судорогой.

Я чувствую боль, думала она, значит, я еще жива.

Холодный пот еще стекал по ее лицу, но Айрис, помня о необходимости спешить, снова встала на цыпочки и попыталась разбить стул о стену. Поначалу она действовала не слишком решительно, боясь пораниться или нанести себе серьезное увечье, но стук дерева по камню прозвучал так глухо и безнадежно, что Айрис отбросила осторожность. Удар! Еще один! На этот раз она прищемила предплечье и взвизгнула от боли. По коже заструилась теплая кровь, но ей было все равно. Айрис даже испытала какую-то извращенную радость от сознания, что способна вынести и это, и вообще все что угодно.

От усилий ее ноги снова начало сводить судорогами, в затылке запульсировала боль, но Айрис продолжала исступленно биться о стену. Снова и снова она бросалась на нее всем телом, стараясь повредить стул. Раз или два ей показалось, будто она слышит сухой треск ломающегося дерева, но, когда Айрис попробовала пошевелить рукой, подлокотник не поддался, и она снова ударила стулом о стену. Ах, если бы ей только удалось освободить руку – одну только руку! Тогда развязать узлы и освободиться не составило бы труда.

Иногда, отдыхая, Айрис закрывала глаза и думала, что все ее усилия тщетны. Ей казалось, будто она барахтается в какой-то глубокой реке и вот-вот камнем пойдет ко дну. Силы ее на исходе, ей не освободиться, не убежать. От этих мыслей пересохшее горло Айрис сжималось, окружающее смазывалось и начинало кружиться в бешеном водовороте, дурнота наплывала волнами, и ей стоило огромного труда не потерять сознание.

Нет, твердила она себе, нельзя опускать руки. Она будет бороться до конца. Должна бороться.

Ее рука и плечо покрылись синяками и ссадинами, икры пылали от напряжения, но Айрис продолжала ударять стулом о каменную кладку, мысленно считая разы.

«… Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…»

В какой-то момент ей стало казаться, что ее члены сделаны из фарфора, как у куклы, что ее изгвазданное, порванное платье – роскошный кукольный наряд из плотного блестящего атласа с кружевной оторочкой, что на ногах у нее нарисованы черной краской туфли с белыми пуговицами и что боль – это всего лишь случайные уколы иглой, которой Роз сшивает платье на тряпичном теле.

«Живой или мертвый?» – спрашивает она сестру, и та прячет улыбку.

«Неужели тебе еще не надоела эта глупая игра?»