Конец сказки  - читать онлайн книгу. Автор: Александр Рудазов cтр.№ 33

– Пожалте завтракать, батюшка, – вежественно молвила она. – Кашка нам, да Авсеню.

Едва она сняла крышку, как каша вылезла из горшка, хлынула по краям. Взопрела очень уж, поднялась сильно.

– Плохая примета, – коршуном уставился на это Харчок. – Беду сулит.

– Брехня, – вошел в дом его сын. – Бабкины сказки. Не будет ничего. Ты, тятя, на двор-то выйди – солнце светит, птицы щебечут!

В двери уже стучались. Явились ряженые: один в венке из колосьев, другой – в соломенном. Один богато одет, другой – в рубище.

– Здравствуй, Весна! – радушно произнесла сноха Харчка. – Добро пожаловать, Авсень!

Кроме каши ряженых угостили авсенем – праздничным кушаньем из отварного языка и мозгов. Молодая хозяйка уж расстаралась, не пожалела чеснока и печеных яблок.

Весь день ряженые обходили село, ели кашу и пироги, запивали медовухой. Хозяйки пекли жаворонков из сладкого теста. Дети бегали с ними по дворам, подбрасывали и кричали:

– Жаворонки, жаворонки, прилетите – с собой весну принесите!

И весна-то уже начиналась. В одночасье смерды повеселели, плечи распрямили. Девки словно расцвели, принялись в парней глазками сверкать. И даже дед Харчок в конце концов двинулся на обход своих берез – надрубать кору, ставить желобки.

Покуда почки не распустились, сок в березах сладкий – как раз время его собирать. Потом в бочку – и пусть там бродит. Славная к осени поспеет березовица – крепкая, душистая.

Мало кто ее сейчас варит – в иных краях, говорят, и вовсе разучились. Молодежь-то нынче подлинно русские напитки уж и не пьет. Все бы им этот квас подавай новодельный. Напридумывали всякой дряни, никакого почтения к традициям.

И вообще все неправильно. Все не так, как во времена юности Харчка. Тогда-то было… ух!.. все было лучше. Вон там даже капище еще было. Волхв иногда по бережку бродил, в воду уши совал зачем-то. Харчок тогда малой совсем был, толком не помнил ничего, но это вот засело в памяти.

Вечером Харчок все так же мрачно сидел у большого костра. Все плясали и пили медовуху, молодцы бегали за девками – а он был насуплен и сердит. Думал о том, какие худые времена настали.

Зато наутро он, кряхтя и сопя, проснулся самым первым. Опять спустил с печи босые ноги, пожевал вчерашней каши окостеневшими деснами и пошел в сени.

В поле надо, землицу проверять. Может, довольно уже прогрелась.

Вряд ли, конечно. Березень только вчера начался – кто же в этакое время в поле выходит? Но чем черт не шутит.

В этом году весна ведь очень рано пришла. Уже тепло совсем, привольно, хотя по всем канонам зиме еще три седмицы быть положено. А пахать надо. И всегда лучше начать пораньше, чем попозже.

Без пахоты крестьянину не жить – будь он хоть из людей, хоть из смердов, хоть из рядовичей, хоть из холопов. Старый Харчок всю жизнь был изорником, всю жизнь землю ковырял – за сохой и помрет, видно. Жену тоже себе взял работящую, из сирот монастырских.

Приволокши на ниву тяпку, старик с кряхтеньем вскопал небольшую делянку. Жуя сосновую смолку, он стянул порты и уселся прямо голой задницей. Теперь ждать. Если гузно не замерзнет, покуда смолка не побелела – значит, хорошо землица прогрелась. Можно пахать и сеять.

Тихо утром в селе. Умаялись за вчера-то. Весь день праздновали – а что праздновали, сами толком не знают. Нет, не те времена настали, не те.

Сплюнув в ладонь смолку, Харчок внимательно ее осмотрел. Не побелела еще. Но и гузно еще не замерзло, терпит. Надо подождать.

Донесся знакомый звон ботала. Харчок его из тысячи бы узнал – сам на ярмарке выбирал, сам своей Буренке на шею вешал.

Пастух стадо собрал, на пастбище гонит. Тоже рано еще слишком. Снег толком не сошел, какое тут пастбище? Но тоже, видно, соблазнился ранней весной, решил хоть ноги коровушкам размять. И то – всю зиму в стойлах стояли, а то и прямо в избах, с людьми рядом. В сильный-то мороз скотину в коровнике не оставишь, околеет. К себе забирать приходится – хоть и запах, хоть и грязь, да зато надежно.

Опять же и самим теплее.

– Поздорову, Юрок! – махнул пастуху старый изорник.

Тот тоже махнул, но молча. Говорить Юрок не умел, глухим уродился. Мычал только, как его коровы.

Дожевать смолку Харчок все-таки не успел – гузно совсем закоченело. Рано пахать, рано сеять. Еще седмицу ждать, а то и две.

После этого ему сразу стало скучно. Опять на печи сидеть, да по селу шататься. Смотреть, кто чем занят, да у кого что в мисках есть вкусного. За стол деда Харчка всюду приглашали, ибо знали, что если не пригласить, то он потом на весь свет разнесет, какие люди невежественные бывают.

Но скучно ведь. Томно. Лучше бы впрячь лошаденку, да пойти с сохой, как каждую весну. Вот это дело, это всему миру польза. Хлебушек люди ели испокон веку и будут есть до второго пришествия.

А вечером грянула гроза. Первая в этом году. Все небо заволокло черными тучами, и селяне бросились по домам.

Не дело это – в грозу не под крышей стоять. Непочтительно. Дед Харчок лично затворял окна и опрокидывал вверх дном сосуды. Известное же, когда Перун швыряет молоньи, бесы куда попало драпают. Дай им потачку – в любой дырке спрячутся.

Сын и сноха над стариком за то насмехались. Но не препятствовали. Окна и сами помогали запирать – хоть и бабкины сказки, а все страшно.

– Вот оно, пришло, – тихо молвил Харчок. – Кащей с восхода идет.

– Гроза это, батюшка, – жалостливо глянула сноха. – Просто дождик с молоньями. Не будет от него вреда – только польза.

– Кащей это, – упрямо твердил свое старик. – Идет. Скоро будет.

– Да не будет ничего, тятя, – лениво ответствовал сын. – А коли и придет – ну господи, что с того? Мы не Ратич, наша хата с краю, нас Кащею жечь не с руки.

– А ну как все ж придет с набегом-то? – забеспокоилась сноха.

– А и придет – беды-то? Дело житейское. Уйдем в лес, схоронимся до поры, вернемся потом. Я, вон, малой был когда – татарва уж делала набег. Сундуки вытряхнули, пару девок в полон увели, да мельнику зубы пересчитали – всех и убытков. Как пришли – так и уйдут.

– А коли не уйдут? – прищурился Харчок.

– Значит, будет у нас тут Кащеево Царство, – пожал плечами сын Харчка. – А какая разница? Так князю оброк платим – а так Кащею будем платить. Какая разница? Для крестьянина, тять, один черт – кто там в каменных палатах заседает. При Кащее, может, еще и порядка больше станет.

– Дурак ты, – только и сказал старый Харчок.

Гроза длилась весь вечер и половину ночи. А когда проглянула меж туч луна, то была она цвета свежей крови. И молнии стали бить прямо в кладбище.

Не самое оно было большое, кладбище села Ершово. Но все, кто на нем лежал, сейчас дернулись в гробах. Деревянные кресты покосились, земля вспучилась, и появились из недр родители и пращуры нынешних крестьян.