Почти нормальная семья - читать онлайн книгу. Автор: Маттиас Эдвардссон cтр.№ 13

– Сердце ничего не чувствует. Оно стучит, и все.

Я глубоко убежден, что нет ничего труднее, чем быть родителем. Во всех остальных отношениях всегда есть запасной выход. Ты можешь покинуть партнера или партнершу – все так поступают иногда, когда любовь иссякла, когда ты перерастаешь другого или на сердце становится нехорошо. Друзей и знакомых ты тоже можешь оставить у дороги, родственников – и даже братьев-сестер и родителей. Ты можешь оставить их и идти дальше, и все у тебя сложится в жизни. Но ребенка ты никогда не сможешь бросить.

Когда родилась на свет Стелла, мы с Ульрикой были молоды и неопытны. Ясное дело, мы понимали, что будет трудно, но наши мучения вертелись в основном вокруг житейских вещей – недосыпа, болезней и проблем с грудным вскармливанием. Прошло немало времени, прежде чем до нас дошло: в родительской миссии это далеко не самое трудное.

Почти десять лет мы с Ульрикой пытались подарить Стелле братика или сестричку. Временами вся наша жизнь вращалась вокруг этой задачи, отнимающей все наши силы. Мы кидались в бой, одурманенные мечтой о победе. Мы внушали себе, что крошечная полоска в тесте на беременность стала бы универсальным решением для всего.

Мы не замечали, что происходит с нами, как мы все глубже закапываемся в яму вины, стыда, чувство собственной неполноценности.

Сидя на отделении ЭКО ^[9], мы обменивались косыми взглядами через голову Стеллы, строившей на полу замок из лего. Снова негативный ответ. Оплодотворения не получилось.

В машине по дороге домой я сказал Ульрике:

– Это не судебное заседание! Тут нет виновного!

Она хмыкнула, глядя в запотевшее окно:

– Тогда я валю все на Господа. Ты можешь объяснить, почему Бог не дарует нам ребенка?

– У нас есть ребенок, – ответил я и подался вперед, чтобы включить радио на полную катушку – так, что колонки затрещали, словно вот-вот взорвутся.

В последние годы мы были настолько поглощены нашей битвой с природой и друг другом, что на какой-то момент забыли, за что боремся. Мне довелось читать о солдате в окопах Первой мировой, который, забыв, с кем сражается, начал стрелять по своим соотечественникам.

Однажды вечером, после очередной попытки ЭКО, Стелла с всклокоченными волосами стояла в прихожей в пижаме и смотрела на нас заспанными глазами. Кажется, она только что пошла в школу – ей было около семи. Мы с Ульрикой резко постарели – горечь и молчание поселились в трещинах нашего когда-то гордого «мы». Похоже, у нас не оставалось уже ничего общего, кроме нашей борьбы.

– Я не хочу братика или сестричку, – резко заявила Стелла.

После допроса я позвонил Ульрике. Она только что проезжала мимо нашего дома – но там по-прежнему работали полицейские.

– Они думают, что Стелла замешана в этой истории, – сказал я. – Это просто какой-то кошмарный сон.

– Что ты сказал полицейским? – захотела узнать Ульрика.

– Я сказал, что точно знаю, когда Стелла вернулась домой в пятницу вечером. Пояснил, что я не спал и разговаривал с ней.

Некоторое время Ульрика молчала.

– И сколько было времени? – спросила она.

Я набрал воздуха в легкие. Ненавижу лгать. К тому же лгать собственной жене. Но альтернативы не было. Замешивать в это Ульрику я не мог. Она ничего не знает – она спала, когда вернулась Стелла. Как я объясню ей, что солгал в полиции?

– Двадцать три сорок пять, – ответил я.

Ощущение было вовсе не такое ужасное, как я ожидал. Внутреннее сопротивление таяло с каждым разом, когда я произносил эту ложь.

Ульрика сказала, что идет на встречу со знакомым следователем. Мне же в настоящий момент заняться было нечем. Полное бездействие – и так много всего нужно сделать. Быстрым шагом я отправился к площади Банторгет. Солнце било в лицо, заставляя меня опустить глаза. В голосах, раздававшихся вокруг, звучали обвинительные нотки. Я прибавил шагу. Казалось, весь город таращится на меня.

Во второй половине дня полицейские наконец-то уехали. Когда я вернулся домой, Ульрика сидела на допросе у комиссара криминальной полиции Агнес Телин. В животе у меня неприятно защекотало, когда я, отперев дверь, медленно прошел по комнатам. Что касается уважительного отношения со стороны полиции, жаловаться не приходилось – немногочисленные следы их пребывания были едва заметны. Однако меня заедало чувство, что кто-то вторгся в мою личную жизнь.

Я прошел по первому этажу, заглянув в постирочную, прихожую и гостиную, даже в камин. Затем поднялся по лестнице в комнату Стеллы. Некоторое время я стоял в дверях, и меня охватило чувство, что в комнате ужасно пусто. Должно быть, полицейские многое забрали с собой.

У окна нашей спальни я задержался на некоторое время, разглядывая фотографию, которую случайно уронил накануне. Я медленно провел пальцем по стеклу – от этого мне стало легче на душе. Нет на свете ничего важнее семьи.

За окнами сгущались сумерки. Взглядом я проследил за вереницей уличных фонарей, уходящих к горизонту, и подумал, что милость снизойдет на терпеливого. Праведник идет своим путем.

Тут я заметил, что на другой стороне улицы стоят соседи и тычут пальцами в наши окна. Я рывком опустил рулонную штору. Одновременно я решил позвонить председателю церковного совета и сообщить ему, что заболел. Он искренне огорчился за меня, сказал несколько слов в утешение и посоветовал мне оставаться дома столько, сколько нужно, заверив, что я могу не беспокоиться за общину.

Когда я позвонил Ульрике, она только что вышла после допроса.

– Все не так просто, как думал Блумберг, – сказала она.

Голос звучал отрывисто. Я не мог понять, что это – плохая связь или Ульрика вот-вот расплачется.

– Что ты имеешь в виду?

В трубке несколько раз щелкнуло. Я слышал сдавленное дыхание жены.

– Должно быть, полиция что-то обнаружила в нашем доме. Прокурор только что подал в суд заявление о переводе в следственный изолятор.

Адвокатская контора Микаэля Блумберга находилась на четвертом этаже здания по Клостергатан, в двух шагах от Гранд-отеля. В понедельник утром, задолго до открытия, мы с Ульрикой уже ждали там. На лице моей жены ясно отражался недостаток сна. Хотя я и сам двое суток не сомкнул глаз, усталость не казалась мне непобедимой. Слишком много было внутренних переживаний.

В кабинете под высоким потолком с лепниной и завитушками нам подали по чашке кофе, пока Блумберг расхаживал туда-сюда в своих начищенных до блеска кожаных ботинках, засунув большие пальцы рук в задние карманы штанов.

– Заседание по избранию меры пресечения состоится в тринадцать часов, – сказал он.