На полпути к себе - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Иванова cтр.№ 92

Юджа недоумённо наблюдала за моей нервной спешкой.

— Что с тобой?

— Не мешай!

— Это... из-за него?

— Да!

— Но в чём дело? Или...

— Я потом всё объясню! — надевать доггеты уже не было времени, и я, сунув обувь под мышку, босиком взлетел на второй этаж.

Дверь в комнату Мэя не была заперта. К чему? Думаю, в эти минуты он вообще не осознавал надобности. Ни в чём.

Эльф сидел в кресле и задумчиво гладил хрупкими пальцами флейту.

Я начал прямо с порога:

— Всё совсем не так, как ты думаешь!

— Разве я в чём-то тебя обвинил? — безжизненный голос похоронной песни. Тьфу! Надо же было такому случиться...

— Речь не об этом! Между мной и Юджей... нет никаких отношений, кроме дружеских!

— Я видел, — спокойное подтверждение.

— Пойми, она просто пошутила!

— Возможно.

— Видишь ли, я и сам иногда люблю подурачиться, и...

— Я знаю.

— Перестань!

Ну и что прикажете делать? Я-то понимаю, чем именно обижен эльф. А вы понимаете? Думаю, догадываетесь.

Только что Мэй стал свидетелем, мягко говоря, развязного поведения йисини. Конечно, это её и моё личное дело, но... У листоухого-то сложилось совершенно иное представление о воительницах из Южного Шема! По моей вине, признаю. Вёл себя несколько... строго и нравоучительно, вот Мэй и решил, что все йисини похожи на ту, которая... Отказалась от его любви. Похожи, как же! Сомневаюсь, что вообще найдётся хотя бы одна Дочь Йисиры с таким поведением, которое продемонстрировал ваш покорный слуга, играя предложенную роль... Очень сомневаюсь. Скорее, всё происходило бы совсем иначе и гораздо... примитивнее.

Эльф обижен. Нет, неправильно: он раздавлен полученным оскорблением. Сломлен и растерзан. Получив вежливый и аргументированный лучшими побуждениями отказ, Мэй смирился с тем, что его «отвергли». Но теперь... Теперь, собственным глазами увидев, насколько свободны йисини в своих отношениях с мужчинами, он решил, что... Ему отказали, потому что он не представляет для женщин интереса. Каково бы вам было в самом романтичном из возрастов получить такую оплеуху, а? Вот и эльфу несладко... Не думаю, что он считал себя неотразимым красавцем, но по сравнению со мной именно таковым и являлся. И что же получается? Ничем не примечательный (ни с какой стороны) парень может заполучить йисини в свои объятия по первому зову, а прекрасный эльф получает от ворот поворот? Почему? Тут и более крепкий череп от напряжения треснет... Будь Мэй чуточку старше и мудрее, он бы не так близко принял к сердцу свою «неудачу», но сейчас... Эльф просто убит. Убит осознанием собственной ничтожности, что хуже всего. По себе знаю...

Фрэлл, что же мне делать? Я не могу объяснить ему ВСЁ! Это означало бы признаться в вынужденном маскараде... Как мне сказать, что йисини просто не хотела его разочаровать?... Если уж на то пошло, жаль, что не могу менять пол по собственному желанию, как мои родственники — не было бы никаких проблем! Разве что, радости эльфу такая близость ни капли бы не доставила... Тьфу!

— Ты неправильно понял...

— То, что я видел, невозможно было понять или не понять, — холодно возразил Мэй, всё больше погружаясь в отчаяние.

— И всё же...

— Зачем ты пытаешься оправдаться? — горький вздох. — Я не прошу извинений... С какой стати?

— Я не оправдываюсь! Я хочу объяснить... — умолкаю на полуслове. ЧТО объяснить? КАК объяснить? Ох, Юджа, зачем ты так со мной поступила?

Но беда никогда не приходит в одиночку, верно? Пока я мучаюсь, подбирая слова, на пороге комнаты появляется йисини, прикрывшая свою наготу. Смотрит на бескровное лицо эльфа, растёкшегося по креслу, на мои судорожно сжатые пальцы, и... Произносит всего несколько слов. Несколько слов...

— Прости... Я не знала, что он — твой любовник.

Вы когда-нибудь испытывали ощущение, что земля разверзается под ногами? Нет? Завидую... А вот я испытал. Когда последнее слово повисло в тишине комнаты. Как ты могла?!... Ну кто тянул тебя за язык?!...

— Лю-бов-ник? — прозвенели из кресла ледяные колокольчики. — Лю-бов-ник?... Ты так меня всем представляешь?

— Мэй, я...

— Выйди вон. Пожалуйста, — в мелодичном голосе плещется крошево из ярости и скорби.

Фрэлл! Вот теперь, пожалуй, всё кончено. Совсем. Навсегда. Этого он не простит... И я бы не простил. Наверное... Хотя, меня, например, совершенно не волнует, что обо мне говорят и думают. Если только... Если только эти люди не важны для меня.

Иду в свою комнату и, сидя на постели, долго прислушиваюсь к звукам за стеной. Ни единого. Юджа рвётся поговорить, но, натыкаясь на мой взгляд, испуганно осекается и прекращает любые попытки завести беседу. В тягостном молчании проходит весь оставшийся день. Я несколько раз спускался вниз, но даже кусок не мог запихнуть в рот, как бы аппетитно ни выглядели блюда, приготовленные Равелью. Эльф из комнаты не вышел ни разу. Зато на следующее утро...

Он начал боевые действия прямо за завтраком.

Появившись на кухне («неофициальные» приёмы пищи проходили именно там, с согласия хозяек и постояльцев), Мэй состроил на бледном личике обиженную мину, надул губы и нараспев поинтересовался:

— Почему ты вчера так и не пришёл ко мне? Без тебя было так холодно...

Я закашлялся. Графини переглянулись. Равель покраснела, но всеми силами постаралась скрыть своё смущение. Алаисса сделала вид, что за столом, кроме неё, больше никого нет.

Эльф, наслаждаясь произведённым впечатлением, продолжил:

— Неужели, я тебе так скоро надоел?

Терпеть выходки юного хулигана не было больше никакой возможности. Я встал из-за стола, подошёл к Мэю, с ласковой улыбкой наклонился над ним и... Потащил за длинное ухо вверх. Эльф взвизгнул, но вырваться не попытался: чувствовал, что в лучшем случае ухо просто оторвётся.

— Прошу простить моё поведение, сударыни... Позволю себе на несколько минут лишить вас своего общества и общества этого... молодого человека.

Волоча эльфа за собой, я вышел в холл, где нас никто не мог услышать, и только тогда отпустил налившееся краской ухо.

— Что ты себе позволяешь?! — оскорблённый эльф отчаянно растирал помятую часть тела пальцами.

— Нет, это что ТЫ себе позволяешь! Не нашёл лучшего места и времени для своей детской мести?

— А что такого? Ты и так всем рассказываешь, что мы — любовники, почему же теперь это тебя уязвляет? — он старался казаться сильным и ехидным, но выходило наоборот: бессильная ярость вперемешку с наивной обидой.

— Во-первых, я никому ничего подобного не говорил...